Коновницыны в России и в изгнании

Наконец мы выезжаем на Нарвское шоссе. По дороге мы встречаем небольшие отряды белых. У всех на левых рукавах – белый крест. Они двигаются на Гдов. Проехав верст 12, решаем отдохнуть и покормить лошадь. В деревне, где мы остановились, расположена небольшая воинская часть. Все ново и интересно… Возле самой деревни березовая роща… Странно, у деревьев неподвижно стоят люди в одних рубахах, человек 10. Подхожу ближе и вижу, что их ноги не касаются земли. Это повешенные комиссары и коммунисты, с которыми крестьяне сами расправились.

У белых

Когда мы приехали в деревню Скамью, военно-морскую базу Северо-Западного корпуса, было уже темно. Здесь находился полковник Родзянко, командир корпуса, со своим штабом.

Мы остановились у большого каменного дома, занимаемого офицерами. Я разыскал полковника Мельгунова, начальника хозяйственной части, и передал ему записку брата. Он нас накормил ужином и устроил ночевать в том же доме. Это была первая ночь, что мы спокойно спали после всего пережитого.

На другой день мы познакомились с офицерами. Большинство были офицерами балтийского флота. Начальником базы был морской капитан Мальцев, а его помощником – лейтенант барон Вреде. Мы обедали в офицерском собрании, а после обеда Мельгунов нас представил полковнику Родзянко. Он прогуливался по дорожке, помахивая стеком. Родзянко был большого роста, широкоплечий, с торчащими ушами, в шинели и фуражке офицерской кавалерийской школы. Он был известен как скакун, брал много призов.

Родзянко поинтересовался, как мы спаслись от большевиков и хорошо ли мы здесь устроены.

Скамья расположена у впадения реки Нарвы в Чудское озеро, и река Нарва была русско-эстонской границей. У берега стояло несколько плоскодонных пароходов. На них были поставлены тяжёлые пулемёты и скорострельные пушки. В качестве охраны находилась так называемая Батькина сотня. Это была команда из 30 молодых бойцов в кадетских, гимназических и солдатских шинелях из отряда Балаховича.

Через несколько дней после нашего приезда стало известно, что в Скамью привезли пленного генерала Красной армии Николаева. Он был начальником красной дивизии. Это был старый царский генерал. Его допрашивал сам Родзянко. На допросе Николаев сказал, что он перешёл к красным по убеждению, так как считает большевиков единственной законной русской властью. Военно-полевой суд приговорил его к расстрелу. По приказу Родзянко, генерала Николаева расстреляли офицеры.

Вскоре мы получили извещение, что наступление белых имеет успех, и фронт продвинулся далеко вперёд. Через неделю мы вернулись в Гдов, где решили пока жить, так как это безопаснее, чем в Кярово. Мы наняли квартиру недалеко от комендатуры, куда перевезли из бывшего здания ЧК кабинет прадеда и кое-что другое из нашей обстановки. Комендант города нам подарил из архива ЧК два смертных приговора. Два небольших бланка, на которых было написано: Революционная тройка ЧК рассмотрела дело бывшего графа Алексея Коновницына, помещика и контрреволюционера, в доказательство чего было найдено оружие, постановила расстрелять (большими буквами через весь бланк). Приговор приведён в исполнение 31 января 1919 года. Следует подпись председателя и двух членов ЧК. Второй бланк был такой же, только вместо Алексея стояло бывшего графа Николая Коновницына, царского офицера и контрреволюционера.

В один из первых дней после нашего возвращения в Гдов, прогуливаясь по городу, я услышал сзади голос: «Ваше сиятельство, Петр Алексеевич, пособите!» Оборачиваюсь и вижу крестьянина деревни Смуравьёво, Дмитрия Сысоева, длинная белая борода, густые брови, высокий, крепкий. «Сына забрали на мосту, он мобилизованный был, пугают расстрелять». Как раз в это время проходил комендант города полковник Энгельгардт. Я подошёл к нему и представился. Рассказал ему про Сысоева. Рекомендовал его как хорошего крестьянина и просил его освободить.

«Его дело плохо, – сказал комендант, – на оклик: бросай винтовку, он её не бросил».

«Г-н полковник, он просто перепугался».

«А Вы можете за него поручиться?»

«Могу, ручаюсь».

«Хорошо, я приму это к сведению и сделаю, что могу».

Через несколько дней Сысоев пришел благодарить меня, сына выпустили. Я был очень рад, что помог нашему крестьянину.

Отец всегда говорил, чтобы его похоронили в Кяровской церкви. Коля приехал в отпуск, и мы решили похоронить отца. Коля привёз драгоценности матери. Их нашёл офицер Балтийского эскадрона и, узнав, что они принадлежат матери, вернул их брату.