Читаем Консерватизм в прошлом и настоящем полностью

Для подкрепления этого тезиса используется так называемая кривая А. Лаффера, демонстрирующая меняющуюся зависимость между ставками налогообложения и размерами налоговых поступлений. Согласно этой кривой, при повышении таких ставок объем отчислений первоначально растет, потом стабилизируется, а затем начинает падать. В серьезной экономической литературе, в том числе буржуазной, кривая А. Лаффера, даже при самом благожелательном отношении, рассматривается как частный случай, не отражающий совокупности зависимостей между двумя факторами и не подтверждаемый всей массой эмпирических данных{270}. Тем не менее сторонники «экономики предложения» возводят на ней пирамиду доказательств. При интерпретации этой кривой они исходят из того, что в промышленно развитых капиталистических странах, в том числе в Соединенных Штатах Америки, уже давно превзойден уровень ставок налогообложения, при котором абсолютный объем налоговых поступлений начинает стремительно падать. На этом и основан вывод, согласно которому снижение налогов на большие доходы увеличит налоговые поступления в государственные кассы.

Положение массы населения «экономика предложения» рассматривает лишь как функцию от развития капитала. Если последний придет в движение, возрастут капиталовложения, увеличится объем продукции, то растущая часть населения окажется вовлеченной в производственный процесс, получив непосредственный материальный выигрыш. Выигрыш этот должен в конечном счете перекрыть те потери, которые вызваны политикой жесткой экономии, сокращения общественных расходов, социальных субсидий и т. д. Те же, кто по тем или иным причинам окажутся за бортом производственного механизма, должны быть «списаны» как балласт, мешающий эффективности и предпринимательской инициативе. Забота об этом балласте должна быть перепоручена частной благотворительности.

До того как была сформулирована концепция «экономики предложения», роль главной экономической теории консерватизма играл монетаризм. Его сторонники подразделялись на различные школы, позиции которых несколько отличались друг от друга: «чикагскую» (М. Фридмэн), «австрийскую» (Л. Мизес и Ф. фон Хайек), «фискальную» (К. Бруннер и А. Мельцер), «глобальную» и т. д.{271} При всем этом имелись общие главные характеристики, позволявшие рассматривать названные школы в рамках единого направления. Все они отстаивали тезис классической буржуазной политэкономии о «внутренней устойчивости» капиталистической системы, основанной на «совершенной конкуренции». В соответствии с этим кризисное развитие капиталистической экономики объяснялось отходом от «совершенной конкуренции» в результате государственного вмешательства в экономическое развитие, чрезмерных налогов, «убивающих интерес к инвестициям и к трудовой деятельности», снижения «естественной нормы» безработицы, поддерживающей трудовую мораль, и — последнее по месту, но не по значению — отсутствия должного контроля за массой денег, находящихся в обращении. Магистральным путем к экономическому оздоровлению объявлялось в связи с этим ограничение денежной массы, ликвидация любых форм вмешательства государственных институтов в экономические процессы, включая определение цены рабочей силы, и резкое снижение налогов.

В последние годы «экономика предложения» и монетаризм настолько сблизились, что в специальной литературе последний стал все чаще рассматриваться как специфическое течение в рамках первого. Особенно характерно это для Соединенных Штатов Америки, где различия между рекомендациями сторонников «экономики предложения» и монетаристов свелись к минимуму.

Детальное рассмотрение степени применимости «экономики предложения» и ее монетаристской разновидности, как и непосредственных последствий этого для народного хозяйства, выходит за рамки нашей темы. В данной связи достаточно отметить, что многие из рецептов, предложенных теоретиками консерватизма, оказались просто неосуществимыми — либо потому, что противоречили объективной экономической реальности, либо потому, что натолкнулись на решительное сопротивление затронутых социальных групп. В той мере, в какой эти рецепты удалось реализовать, они привели к противоречивым результатам. С одной стороны, экономика оказалась как бы подстегнутой и это, естественно, отразилось па ее развитии. С другой — дополнительный импульс получили и все уже имевшиеся кризисные процессы.

Особенно разрушительными оказались последствия консервативной экономической политики в социальной области. Если до середины 70-х годов социальная дифференциация в промышленно развитых капиталистических странах реализовалась по преимуществу в скрытой форме, то консервативная экономическая политика придала ей откровенный характер. Границы между привилегированными и дискриминируемыми социальными группами стали четче, пропасть между богатыми и бедными углубилась. Положение части населения, находящегося ниже официальной границы бедности, ухудшилось. Соответственно стали расти показатели заболеваемости, смертности, преступности.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. АнтиТеррор Сталина
1937. АнтиТеррор Сталина

Авторская аннотация:В книге историка А. Шубина «1937: "Антитеррор" Сталина» подробно анализируется «подковерная» политическая борьба в СССР в 30-е гг., которая вылилась в 1937 г. в широкомасштабный террор. Автор дает свое объяснение «загадки 1937 г.», взвешивает «за» и «против» в дискуссии о существовании антисталинского заговора, предлагает решение проблемы характера сталинского режима и других вопросов, которые вызывают сейчас острые дискуссии в публицистике и науке.Издательская аннотация:«Революция пожирает своих детей» — этот жестокий исторический закон не знает исключений. Поэтому в 1937 году не стоял вопрос «быть или не быть Большому Террору» — решалось лишь, насколько страшным и массовым он будет.Кого считать меньшим злом — Сталина или оппозицию, рвущуюся к власти? Привела бы победа заговорщиков к отказу от политических расправ? Или ценой безжалостной чистки Сталин остановил репрессии еще более масштабные, кровавые и беспощадные? И где граница между Террором и Антитеррором?Расследуя трагедию 1937 года, распутывая заскорузлые узлы прошлого, эта книга дает ответы на самые острые, самые «проклятые» и болезненные вопросы нашей истории.

Александр Владленович Шубин

Политика
Битва за небеса
Битва за небеса

Воздушные сражения с «летающими крепостями» и битвы ракетных установок с «фантомами»… Первая Русско-израильская война, «звездная баталия» 1982 года и постановка плазменных «облаков» в космосе… Русский «нефтеград» в море юго-восточнее Сайгона и настоящий Китеж в скальных толщах Красноярска… Космические «часовые» страны и генераторы, которые делают невидимыми наши ракеты и истребители… Атаки крылатых роботов в долине Бекаа и убийственный огонь установок «Куб»… Все это не фантастика, а совершенно реальная история пашен родной страны. История Великого противостояния с Западом, длившегося почти полвека. О ней мы попытаемся рассказать в этой книге продолжении «Сломанного меча Империи». Мы продолжаем поиски русской техноцивилизации высокого уровня, которая зарождалась под прелой советской шелухой, и которую Запад попытался уничтожить, «взорвав» СССР. Мы находим ее шедевры и реликвии, открываем еще живые центры нашей силы. Вы узнаете о том, какими должны были стать воздушно-космические силы Империи 2000 года н прочтете о русских крылатых ракетах А-101, посрамителях Запада. Вы познакомитесь с планом построения страны-сверхкорпорации, которую так боялись США. Вы познаете антимир «чужих» среди нас и услышите пророчество Файта Харлана, познаете механику нынешней грандиозной битвы за мировой господство, начатой новыми завоевателями весной 1999 года. Ведь мы написали не только очерк Третьей Мировой, Холодной войны 1945-1991 годов, но и даем прогноз Четвертой. Как и сто лет назад, сегодня нам брошен вызов. Перед нами опять стоит выбор: «Победа или смерть». Русские могут и должны выстоять в бурях уже XXI века. Об этом – читайте в «Битве за Небеса». И знайте – вас ждет следующая книга. Имя ей – «Гнев орка».

Максим Калашников

Фантастика / Публицистика / История / Политика / Альтернативная история / Образование и наука