Было начало августа. В воскресенье пошел с Кривобоковым на футбол, а после матча обнаружил пропажу хлебной и промтоварной карточек. Продуктовую я сдал в столовую, промтоварные мы получали, как говорили на Сирохинской, для блезиру, по ним никогда ничего не купишь – зачем только бумагу на них расходуют, – а как прожить без хлеба почти месяц? Снова пошел на огород: а вдруг в бурьяне есть помидоры. Раздвинул бурьян и ахнул: полно больших красных шаров. Стал раздвигать в других местах – везде полно. Принес ведро – набрал, второй раз набрал. Рано утром ведро помидор отнес на базар. Помидоры похуже моих продавали за сто рублей ведро, я сразу продал за восемьдесят – цена килограмма хлеба. Так до конца месяца начинал день – продавал помидоры, так кончал – собирал помидоры. Еще и деньги оставались: кило хлеба для меня много.
Нес помидоры и встретил Штенфаера с дамой. Поздоровался.
– Какие помидоры! – воскликнул Штенфаер и уставился на них так, как на меня при нашем знакомстве. – Где вы их достали?
– У себя на огороде.
– Какие помидоры! Ах, какие помидоры!
– Возьмите, пожалуйста. У меня их много.
Он начал было отказываться, но глаз от помидоров не отрывал, и уговаривать его не пришлось. Пересыпал в подставленные сетки.
– Спасибо. Познакомьтесь с моей женой.
Помидоров в бурьянах видимо-невидимо, солить я их не буду. Дал Штенфаеру, почему же не дать сотрудникам? Приглашаю на огород – не верят, думают, что я шучу. Евстафьев говорит:
– Да перестаньте, наконец. Все равно вам никто не поверит.
На другое утро преподнес Серафиме Тихоновне ведро помидоров. Тогда поверили и на огород пришли. Позвал на огород и квартирных хозяев. Принес ведро помидоров Перглеру.
– Откуда такие помидоры?
– С моего огорода.
Смущался и отказывался, пришлось уговаривать.
– Ну, спасибо. Не разрешите ли взглянуть на ваш огород? Очень любопытно: неужели помидоры не выгорели благодаря бурьянам?
– Когда хотите, но условие: захватите ведра или сетки. Нет, нет, без тары я вас на огород не возьму.
Мой урожай – предмет шуток Кривобокова:
– Не надо бороться с сорняками, наоборот – их надо культивировать… Какая экономия трудовых ресурсов!.. Гарантированные урожаи… Научное открытие мирового значения… Революционный переворот в сельском хозяйстве… Академик Лысенко умирает от зависти…
На улицах заметно многолюднее. В центре старого города на его узких тротуарах порой тесновато. Возвращаются демобилизованные и эвакуированные. Значит, приедет и много нового народа со всех концов страны. Соцгород и сожженные дома в других районах, конечно, восстановят, но как бы вместо застройки Вознесенки снова не стали плодить бараки. И обоснуют: надо срочно расселить массу людей.
Вдруг квартирные хозяева попросили освободить комнату – дочка выходит замуж. Выселить они права не имеют, но жить против их желания?!..
– Хорошо, я поищу комнату.
– Да вы не беспокойтесь, – говорит хозяйка, – мы ничего не говорили пока не нашли вам комнату. Это недалеко отсюда, у наших родственников. Вам там будет хорошо.
Дом глинобитный, потолки низкие, как в нынешних малометражках, комната маленькая, но с двумя входами – от хозяев и отдельный, через тамбур. Для меня хватит, а там видно будет.
Да и жила во мне полууверенность-полунадежда, что в ближайшем будущем получу квартиру, хотя никогда ни с кем об этом не говорил. Хозяева очень пожилые и очень тихие, если не сказать – пришибленные. Где и кем работал он – уже не помню, хозяйка тогда нигде не работала. Единственный сын еще не вернулся из армии. Когда я перебрался, в другой маленькой комнате жила девушка из села, не принятая в педагогический институт и еще на что-то надеявшаяся, но вскоре она уехала, и комната эта пустовала.
Хозяева оказались доброжелательными и заботливыми. Часто приглашали к столу. Я отказывался, ссылаясь на хорошую столовую и на то, что сыт.
–Да что ж, все столовая да столовая, надо и домашней еды поесть. Пойдемте, я и на вас приготовила, не обижайте нас.
Поужинал раз, другой, стали звать к завтраку. Отблагодарить нечем, отказываюсь – обижаются, заплатить нельзя – не возьмут и еще больше обидятся. Что ты будешь делать?! Хозяйка готовила вкусно, иногда – почти из ничего. Ну, я спросил их – не возьмутся ли они меня столовать: буду отдавать им карточки и платить. Они согласились, и жалеть об этом не пришлось.
Обжившись, спросил у них – пустующую комнату берегут для сына?
– Да мы бы сдали, но не хочется кому попало.