Конспекты на дорогах к пьедесталу

– Кашина, прекратите добавлять лишний стресс и вернитесь на первую дорожку, – мужчина прогнулся в жесте халдея, зазывающего посетителей вглубь ресторана, – Маршал, марш на вторую! – Таню преподаватель едва удостоил кивком головы. – Так, ты тоже вроде наша. А почему в группе один-один, а не у лыжников?

– Рабоче-крестьянское происхождение, – ответила девушка коротко. Преподаватель кивнул и на всякий случай предупредил:

– Бежишь спринт вместо зачёта по лыжам.

Согласно подняв руку, Таня заняла место на дорожке уже без слов. Тофик Мамедович улыбнулся и, довольный установившимся порядком, осмотрел остаток толпы:

– Маладэц, Маршал! Всё делаешь правильно! – в моменты большой радости кавказский акцент преподавателя проявлялся особенно.

Гена в тени берёзы поймал кузнечика и безжалостно оторвал ему крылышко:

– Да, по-моему, это тот «маршал», что рискует стать простым сержантом. Шо скажешь, Пан? – обратился он к Галицкому. Десятиборец и поляк по происхождению, Юра ответил неожиданно резко:

– Скажу: прекрати мучить животное!

Савченко с удивлением посмотрел на свои пальцы.

– Ну и шо? Подумаешь, нашёл животное. Это же не кошка, чтобы жалеть! – Гена задрал ногу в сандалии и стал дёргать ею, что-то вытряхивая.

– Ну и варвар же ты, Хохол, – Кирьянов зло посмотрел на Гену. – Уверен, что ты и кошке лапу оторвёшь – не заплачешь. – Щуплый Толик нежно сбросил муравья, заползшего на руку.

– Да ладно вам, мужики, шо напали? – волейболист откинул в сторону покалеченного кузнечика, подобрал брошенный лопух, снова стал обмахиваться.

Юра потянулся и взял беспомощно барахтающееся насекомое на ладонь.

– Дурень ты, Генка. Тебя бы так. Он ведь теперь помрёт без крыла. Лучше сразу задавить, чтобы не мучился. – Четверокурсник с силой вдавил кузнечика в траву. Кирьянов вздохнул. Гена досадливо поджал губы.

В это время Тофик Мамедович произнёс по слогам:

– Цы-га-нок Свет-ла-на!

– Я здесь, Тофик Мамедович, – медово пропела ещё одна девушка в строю и прошла на третью дорожку, кокетливо улыбаясь: – Позицию заняла.

– Это ты из Евпатории? – голос Джанкоева зазвучал как в замедленном кино.

– Та конешна я, Тофик Мамедович, – Света отвечала по-прежнему мелодично, акая, с украинским выговором.

– Хорошо… Тепло там. Море, – преподаватель на мгновение унёсся мыслями вдаль.

– А зачёт по лыжам вы будете принимать? – вернула его украинка к действительности. Копна русых кудрявых волос, подстриженных в каре, придавала ей задорный вид. А веснушки, полные губы и курносый нос совсем не портили.

– При чём тут лыжи? Ты – спринтерша, легкоатлетка, спартакиадница, – вопрос абитуриентки был настолько не к месту, что рельефные мышцы рук преподавателя, удерживающие списки, напряглись, – лыжи у вас будут только зимой.

– Та знаю. Ну всё равно: вы или нет? – Цыганок залюбовалась бицепсами мужчины. Он это заметил, расслабился и беспомощно произнёс:

– Ну, мы, может быть.

– Тогда я к вам пойду. – Света продолжала кокетничать. Савченко, поражённый мелодичностью её речи, зачем-то взялся перестёгивать пряжки сандалий, продолжая смотреть на дорожку.

– Ладно, посмотрим, – Тофик Мамедович что-то записал на стартовом листе с именами и продолжил: – Николина Елена!

– Николина. Я! – высокая блондинка со стрижкой «сессун», поправила преподавателя, продолжавшего коситься на Цыганок, и ловким жестом на ходу оправила кримпленовые шорты, обрезанные чуть ниже края ягодиц.

– Извини, – мужчина снова что-то пометил в ведомости, – ты у нас… тоже «лёгкая атлетика, спартакиадница» и.… тоже «прыжки в высоту»?

– Есть такой грех. Хотела пойти метать молот, но массу, как у Юрия Седых, не нарастила. Бегать с высокого старта я, Тофик Мамедович, умею, – добавила она, не столько снова осмеивая Кашину, сколько пытаясь разрядить обстановку. Джанкоев улыбнулся. Кто-то хихикнул. Кашина скривила губы.

– И последняя: Сычёва, – прочёл преподаватель, – спорт не указан. Так. Кто Сычёва?

– Я Сычёва. Я – тоже лыжи, вон как она, – прогремел звучный, низкий голос, а взмах руки указал на Маршал. Все посмотрели на Сычёву так, словно она не стояла с ними рядом вот уже битые десять минут, а только что свалилась с неба, в кедах, с нахлобученной панамой и полиэтиленовым пакетом.

– О! Ты видишь, Серко, это та, из За…– Армен указал на дорожку. Они с Сериком явились на стадион только что. Не подозревая, что раздевалки на этом стадионе не было в помине, оба бестолково стояли в городской одежде и держались ближе к финишу.

– Сычёва из Загорска, – уточнил Серик и всмотрелся.

– Похожа, – улыбнулся Армен.

– Нишево не пахожа. Толка пакет пахожа, а штаны другой. И майка другой, – засомневался Серик.

– Она, – подтвердил Армен, приложив сложенные в бинокль кулаки к глазам, – Кеды те же. Я их запомнил; они ей на два размера больше.