Конспирация, или Тайная жизнь петербургских памятников-2

Не совсем понятен смысл открытия этого памятника в Крестах. Нет, не вообще памятника Ахматовой на территории Крестов (хотя и это не бесспорно, понятнее был бы там, скажем, памятник Хармсу, но ладно, почему бы и нет?), а именно этой гипсовой копии бронзового монумента, уже установленного на другом берегу реки. Все же тот, бронзовый, исполнен так, что и не может иначе глядеть на Кресты, кроме как снаружи: взгляд Ахматовой устремлен вдаль, через Неву. Гипсовый двойник, внешне отличающийся от главного памятника лишь материалом, принужден тем же взглядом упираться в стену служебного помещения. Этой Ахматовой в Крестах тесно, в каком бы административном помещении следственного изолятора она ни находилась.

Объясняют наличие двух Ахматовых идеей единого ансамбля, в который помимо этих двух должен был входить отдельным объектом мемориальный камень с ахматовскими стихами: установить его предполагалось на набережной со стороны Крестов как раз по линии взгляда внешней, дальней, главной Ахматовой… И все равно с этой копией не все понятно. Ну да – элемент мемориала. Согласно концепции. Но в чем же концепция? Может быть, просто подарок? Чтобы и в этом учреждении был свой памятник – для своих, посторонние все равно не увидят. И без всяких претензий на единый ансамбль…

С Крестами в целом все проще – вот они точно становятся частью ансамбля. И это действительно так – встаньте на левом берегу Невы рядом с пьедесталом, над которым возвышается бронзовая Ахматова, и поглядите, куда она смотрит – на эти мрачные кирпичные корпуса с одинокой трубой за ними, – и вам все станет понятно.

Более того, бронзовая Ахматова, уверенно перечеркнув своим долгим взглядом ось, по которой шемякинские сфинксы играют в гляделки, переподчинила себе как бы оказавшийся у ее ног мемориал «Жертвам политических репрессий». Получается, что один мемориал как бы приватизирует другой, близкий ему по идее.

Сама Нева становится частью общего мемориального комплекса. Без преувеличения – грандиозного комплекса. Но грандиозность эта скрыта от случайного взгляда.

Потому что главный элемент в этом комплексе – направленный взгляд Ахматовой.

Но тут и начинаются проблемы.

Возьмем фактор Робеспьера. Его именем была названа набережная. Распростершись перед Ахматовой, набережная Робеспьера одним только названием вносила весомый, хотя и символический вклад в этот общий мемориальный комплекс. Где же еще быть памятнику «Жертвам политических репрессий», как не на набережной Робеспьера? Семь лет стояла Ахматова перед набережной Робеспьера. И тут вернули прежнее название набережной. И стала она Воскресенской.

Воскресенская – по имени уже не существующей церкви, конечно, тоже со смыслом. Но для «Жертв политических репрессий» Робеспьер, согласитесь, круче!

А скоро и сам следственный изолятор покинет свои исторические корпуса, новые здания для него уже построены в Колпино. На момент написания этого текста (август 2014 года) общественность еще не оповещена о судьбе, уготовленной для Крестов. Но что бы там ни образовалось – развлекательный ли комплекс, торговый ли центр, пятизвездночный ли отель или многофункциональный комплекс для сдачи помещений под офисы, – смотреть Ахматовой на него не только необязательно, но даже нелепо.

А поскольку прямой взгляд Анны Андреевны утратит смысл, весь грандиозный мемориал мгновенно разрушится, и каждый его элемент будет уже сам по себе. Впрочем, этого грандиозного разрушения случайный взгляд постороннего опять-таки не заметит.

Это ведь Ленину безразлично – на что смотреть. Куда бы он ни глядел – на баню, на пивную или на ту же тюрьму, – Ленин всегда самодостаточен. Ахматова, глядящая на Кресты, – это совершенно другое. Нет Крестов – нет смысла глядеть.

Конечно, возникнут новые смыслы – так не бывает у памятников, чтобы все у них целиком обессмысливалось. Возможно, во взгляде Ахматовой мы сумеем прочитать укор или даже иронию (пускай и нехарактерную для исторической Анны Андреевны).

Возьмут ли с собой в Колпино работники следственного изолятора гипсовую копию памятника Ахматовой? Полагаю, что да. Она ж у них на балансе?

А идею ансамбля, включающего эту копию, только так можно понять. Коль скоро бронзовая Ахматова не может в даль не смотреть, то и в гипсе отлитый двойник ищет дали для взгляда, а тут стена, – что же он тогда делает в следственном изоляторе? А ничего. Здесь не задают вопросов: этот памятник – заключенный.

Это даже не памятник, это тень памятника – с того берега реки.

Тень памятника относится к памятнику, как гипс к бронзе.

Или как тень Нила к самому Нилу.

Но тогда это уже не Нил никакой, а Стикс, что ли?

И глядит Ахматова так, словно видит сон, пристально всматривается в берег другой, в царство Аида, где томится ее близорукая тень. Вот вам и концепция. Вот вам и ансамбль.

2

Вот первый памятник Ахматовой в Петербурге. Вернее, еще в Ленинграде.