Первый Ахматовой, и он же последний вообще в Ленинграде: через четыре дня после открытия памятника Ленинград переименуют в Санкт-Петербург. Открывали памятник полторы недели спустя после провала «путча» – помните, ГКЧП и все остальное?
Не было Ахматовой в городе и вот появилась – гранитная, самозабвенная, сидит нога на ногу, руки на груди сложила… Фактор первородства в отношении морального груза еще то отягощение – тут, может быть, и не до лирических завещаний, где ставить, а где не ставить памятник. Тем более что ахматовский «Реквием», содержащий известный запрет, в школьную программу не входил, а памятник в определенном смысле школьный – он установлен в сквере перед гимназией № 209, на постаменте ясно (вернее, наоборот, нечетко) вытесано: «В ДАР ГИМНАЗИИ…»[5]
, – и открытие состоялось не когда-нибудь, а в первый день учебного года 2 сентября 1991-го (первое сентября было в тот год воскресеньем).Общество еще не отошло от недавних событий и жило в предчувствии новых. Республики объявляли независимость, высокопоставленные чиновники кончали с собой, политики делали ошеломляющие заявления, коммунистической партии грозили трибуналом. Эйфория, охватившая общество, едва затухала, и далеко еще было (ну, это где-нибудь только к ноябрьским праздникам) до всеобщей апатии.
Ахматова отрешена от всего. Она вне этого места и вне этого времени. Кажется, она так и не заметит ничего – ни цветов, ни первоклассников, ни сосредоточенных родителей, ни своего в целом
Подобно тому, как памятник Ахматовой на Шпалерной наделен двойником в Крестах, Ахматова перед гимназией тоже знает своего двойника: он во дворе филфака Петербургского государственного университета.
Скульптор В. И. Трояновский работал над вариантами памятника. «Университетская» Ахматова, хотя размерами и уступает «гимназической», даром что отлитая в бронзе, она
Двор филфака – это, конечно, не Кресты, но ведь тоже обособлена, тоже изолирована от глаз посторонних… Не то плен, не то убежище.
Странно получается с памятниками Ахматовой. На Шпалерной и на Восстания – два полноростных, и оба наделены тенью.
А вот и сама тень, и она «блуждает» в саду Фонтанного дома. С формальной точки зрения это, наверное, идеальный способ обойти ахматовский запрет: посвятить памятник поэту, а изобразить на камне как бы поэтову тень, – многие и понимают это как памятник тени Ахматовой. Место, кажется, само подсказывает решение – где же, как не здесь, в саду Шереметевского дворца обитать тени Ахматовой?
В книге О. А. Кривдиной и Б. Б. Тычинина описание памятника выглядит так: «Идеей для создания памятника послужила строка стихотворения А. А. Ахматовой: “Тень моя на стенах твоих…” (из “Поэмы без героя”, 1942 г.). На плите из черного полированного габбро установлена отлитая из бронзы стела, представляющая фрагмент колонны. На плите и на колонне выполнен углубленный рельеф, изображающий фигуру А. А. Ахматовой, вызывающий ассоциации с ее тенью. Внизу слева в зеркальном отражении отлиты строки из четверостишия поэта:
Стихи можно прочитать в отражении на плинте, как в зеркале»[6]
.Да, такая тайнопись действительно в духе Ахматовой:
Памятник открывали в сороковую годовщину со дня смерти Ахматовой – 5 марта 2006-го. Говорили на открытии не только о тени Ахматовой, но и вспоминали тени Жуковского, Пушкина и других (именно тени – с которыми в этом саду, таким родом, вела разговор Ахматова).
Тут надо заметить, что тень не переворачивает правое на левое, а левое на правое – буквы, как и все остальное, бросают тень прямо, а не в зеркальном отражении. Стало быть, зашифрованные стихи обращены к нам не из мира теней, а наоборот, из мира отражений – из Зазеркалья. И потому запечатленная рядом с так зашифрованными стихами – не тень Ахматовой, а сама Ахматова – в Зазеркалье. Лицо ее повернуто, как всегда, в профиль, значит, будь она здесь, на нашей стороне, она смотрела бы в сторону, а не туда, куда смотрим мы, то есть на «зеркало», и себя она не увидела бы, – стало быть, это не она отсюда на свое отражение смотрит, нет ее здесь, а это она сама там – вся – в Зазеркалье.