Константа Роджерса (Т8-25, Мужская дружба, etc) (СИ)

В дверь стучали, Джарвис сообщил, что это Тони, но Стив сейчас не мог видеть Старка — боялся, что довершит начатое Баки. Просто убьет. Теперь, когда он уже не боялся за жизнь Баки, не был зациклен на нем так, как в первые минуты после убийственного эксперимента, Тони нестерпимо захотелось врезать. И Стив знал, что, если позволит это себе, хоть на мгновение ослабит контроль, исправить сделанное будет невозможно. Потом он пожалеет, но это будет позже.

Баки — единственный, за кого Стив был готов убить, и он об этом знал. Тони же пребывал в счастливом неведении, иначе умотал бы в свой особняк в Майами, а не стоял сейчас под дверью, выстукивая раздражающий ритм и одновременно названивая на телефон.

Стив попросил Джарвиса передать Тони, чтобы тот как можно надежнее спрятался хотя бы до следующего утра, иначе он за себя не отвечает. А если тот подумает вскрыть электронный замок, то пусть делает это в бронированном костюме, если хочет жить.

Через десять секунд стук прекратился, и Стив выдохнул, огорченно рассматривая треснувший экран телефона. Все-таки не сдержался. Жаль.

Когда на пороге их спальни появился Баки, в одном полотенце, обернутом вокруг бедер, Стив молча притянул его к себе и сжал до хруста, не сдерживаясь, зная, что тот выдержит. Было страшно думать, что он чуть не потерял его навсегда. Снова.

— Ты что, мелкий? Задушишь…

— Я чуть снова не потерял тебя, Бак. Почему это случается раз за разом, и я ошибаюсь снова и снова?

— Потому что ты правильный, Стив, — ответил Баки. — Всегда выбираешь большее, жертвуя меньшим.

— Я больше никогда не пожертвую тобой, обещаю.

— Верю. Я все вспомню, Стив, вот увидишь. Отчего-то мне кажется, что я не хотел бы забыть насовсем. То, как мы были вместе. Как я впервые поцеловал тебя.

— Это я первым поцеловал тебя, — улыбнулся Стив, погладив его губы. — И первым сверху был тоже я, если это для тебя имеет значение.

Баки удивленно приподнял брови и чуть нервно облизал губы.

— Зачем ты мне рассказываешь? Покажи. Покажи мне, как это — когда мечты сбываются. Даже самые несбыточные.

Стив молча поцеловал его, совсем по-другому, не так, как полчаса назад — нежно, едва касаясь губами и языком, погладил напряженную спину, шею, развязал полотенце. Баки прижался к нему крепко, весь, жадно провел носом от плеча к уху, будто не мог надышаться. Стив только сейчас с удивлением понял, что тот побрился. Непривычно гладкая кожа обожгла нервные окончания, и так слишком чувствительные после пережитого стресса. Неистраченный адреналин вскипел, трансформируясь во что-то совсем иное. Стив не мог оторваться от Баки, видя в нем одновременно и веселого парня из довоенного Бруклина, и вечно хмурого Солдата, способного любить так, чтобы вокруг этого чувства, пронесенного через грязь и боль, снова создать себя заново, отстроить, вытянуть, оживить.

Стив любовался сменой эмоций на знакомом лице и пытался представить, как это было бы — тогда, с тем Баки, еще не отравленным ГИДРОЙ, не склеившим из разрозненных, часто не подходящих друг к другу кусков свою жизнь, с цельным, открытым, ярким и горячим, как солнечный свет.

Оказалось — легко. С Баки все было легко: танцевать, творить глупости, любить. Любить — особенно. Он был бесстыдно-жадным, голодным, ненасытным.

— Я хочу тебя. Хочу, — лихорадочно шептал он, расстегивая на Стиве джинсы. — Боже, ну и отрастил ты тело. Картинка. Горячий, большой, мой. Мой?

— Ну конечно, Бак.

— Господи, стрит флэш. Я чертов везунчик. Хоть и безрукий. Я тебя люблю, мелкий. Я так тебя… до слепоты, до… я слов таких не знаю, правда.

Он скользил губами от шеи к пупку, выводил языком узоры и никуда, совершенно никуда не спешил. Баки, которого знал Стив, был неотвратим, как цунами, с ним хотелось сдаться под напором, ухватиться за что-нибудь и отдаться на волю стихии, пока та не разметает, не разотрет, не затопит удовольствием, горячим, как лава, и таким же разрушительным.

Этот Баки был как бриз, ласкающий кожу — изменчивый и прихотливый, проникающий везде. Его хотелось поймать, подмять под себя, чтобы ощутить сразу и целиком. Когда он перевернул Баки на спину, тот только охнул, выгнулся бесстыдно, жадно, подставляя беззащитное горло.

— Хочу тебя, — одними губами шептал он. — Пусть у тебя уже это было — со мной, но я хочу тебя впервые. Сделай мне… сделай меня счастливым, мелкий. Я так долго смотрел издали, не смея даже мечтать, боялся навредить. Ты был такой хрупкий. Такой серьезный, так хотел настоящего, светлого чувства с хорошей девочкой. Я чувствовал себя грязным от мыслей о тебе. Но теперь нет. Теперь все правильно. Такое не может быть грязным. Я тебя люблю. Люблю, понимаешь?