Константинополь и Проливы. Борьба Российской империи за столицу Турции, владение Босфором и Дарданеллами в Первой мировой войне. Том II

Вечером того же дня вопрос был обсужден тремя министрами, считавшимися, согласно рескрипту 14/1 февраля, ближайшим образом причастными к делу, то есть Сазоновым, генералом Сухомлиновым и адмиралом Григоровичем. При этом выяснилось, что Сазонов считал обращение к Болгарии за соответствующим разрешением крайне нежелательным, «так как Болгария наверное потребует себе крупных компенсаций». Сверх того, «переговоры были бы длительны и сделались бы вскоре известными неприятелю, что обнаружило бы ему наши планы и затянуло (бы) операцию». «Поэтому является предпочтительным овладеть Бургасом, даже без разрешения Болгарии, а прийти туда с флотом, протралить рейд и на нем расположиться». Обладание Бургасом, как постоянной угольной стоянкой, было признано чрезвычайно желательным. «Все же завладеть им, путем открытого насилия, настолько невыгодно в политическом отношении, что было бы желательно, по возможности, обойтись без него». Однако другие возможные стоянки представляли при ближайшем рассмотрении также весьма серьезные затруднения, и в результате совещание сделало попытку спихнуть с себя решение вопроса — «что предпочтительнее, занять ли силой Бургас и тем вызвать осложнения с Болгарией» или же занять один из прочих пунктов (Зунгулдак или Эрегли на малоазиатском, Инаду на европейском побережье) — на… командующего Черноморским флотом (см. записку Григоровича от 3 марта /18 февраля).

4 марта /19 февраля командующий флотом адмирал Эбергард весьма резонно ответил, что «суждение о том, какому способу занятия Бургаса должно отдать предпочтение, принадлежит правительству, от которого зависит также решение нарушить нейтралитет Болгарии»; со своей же стороны он, как военный, интересовался лишь вопросом о том, «допускаются ли военные действия против Болгарии, в случае сопротивления силою против нашего базирования в ее порте», а вместе с тем самым решительным образом отвергал три указанных Григоровичем, помимо Бургаса, пункта стоянки, хотя и признавал даже за Бургасом известные неудобства.

Сазонов, недавно еще настаивавший на «самостоятельной русской операции» против Босфора, затем всячески умолявший о том, чтобы русские войска во что бы то ни стало приняли участие в начатой англичанами операции, оказался в весьма затруднительном, чтобы не сказать более, положении, как только силою вещей был поставлен на очередь конкретный вопрос, неизбежно связанный с осуществлением его мечты об увенчании здания войны водворением креста на храме Св. Софии.

В его «всеподданнейшей записке» от 5 марта ⁄ 20 февраля отразилась вся безнадежность позиции России по отношению к Болгарии[122]. С одной стороны, «испрошение (этот, особо обидный для Николая II, термин был, несомненно, применен сознательно) от болгарского правительства согласия на использование Бургаса, как базы для нашего флота, представляется затруднительным, ибо наше достоинство не позволяет нам подвергнуться возможности получения от Болгарии даже уклончивого ответа, под предлогом необходимости для нее придерживаться и впредь нейтралитета». С другой же стороны, «занятие Бургаса без предварительного уговора (каковой Сазонов, едва ли только ввиду несогласия одной Болгарии, считал, очевидно, невозможным) связано с серьезными последствиями, потому что будет истолковано болгарским правительством как посягательство на его независимость», а в этом отношении российское правительство уже имело возможность на горьком опыте 80-х и 90-х гг. убедиться в большой щепетильности не только правительства, но и общественного мнения Болгарии. В результате вопрос о Бургасе устранялся, и высказывалось мнение, что «было бы предпочтительнее, чтобы адмирал Эбергард нашел возможным грузиться углем в портах Анатолии». Записка Сазонова и дополнительный к ней «пифийский оракул», каковым представляется изумительная по своей бюрократической талантливости «отписка» адмирала Григоровича от того же числа, исторгла от Николая II надпись: «согласен».