В полном соответствии с этим находился и текст обращения трех держав к болгарскому правительству, составленный Сазоновым и предложенный им Лондону и Парижу 9 апреля ⁄ 27 марта[126]. Этот текст не удовлетворил даже Делькассе, согласившегося, в отличие от Грэя, что следует «ныне же серьезно предостеречь Болгарию против дальнейшего потворства покушениям македонских банд», но находившего, что предложенная Сазоновым редакция отчасти излишне обидна для болгарского правительства, отчасти недостаточно тверда, а главное, высказавшегося за то, чтобы в основу обращения было положено предложение тех конкретных компенсаций, которые были намечены Грэем и заменены Сазоновым совершенно туманной фразой. На этом последнем настаивал и Асквит (см. телеграмму Извольского от 10 апреля ⁄ 28 марта и от 12 апреля ⁄ 30 марта). Несмотря на то что Николай II «склонялся к мнению Делькассе» (см. его пометку на телеграмме Извольского от 10 апреля ⁄ 28 марта), и на то, что Грэй считал «необходимым… прибавить, что, в случае активного выступления болгарского правительства, три державы примут в соображение национальные стремления Болгарии», окончательный текст обращения, препровожденный Савинскому 14/1 апреля, ограничивался сверх приведенной выше угрожающей части ничего не значащим заявлением, что, «если королевское правительство готово действовать совместно с союзниками, последние намерены изыскать средства для удовлетворения его пожеланий и употребить свое влияние и свои усилия, чтобы обеспечить их осуществление»[127], то есть, по справедливому замечанию Савинского, был еще менее категоричен, чем даже то сообщение, которое было безрезультатно сделано болгарскому правительству 9 декабря ⁄ 26 ноября 1914 г. (см. телеграмму Савинского от 16/3 апреля 1915 г.).
Впечатление, произведенное этим на Савинского, чрезвычайно показательно.
Совершенно сбитый с толку, Савинский невольно пришел к заключению, что Сазонов стремится к разрыву с Болгарией. Он не мог сомневаться в том, что Сазонов отлично понимал явную неудовлетворительность нового обращения, которое «не только обречено на полнейший провал, но оттолкнет от нас даже самых преданных нам друзей», среди которых «вызовет недоумение и горчайшее разочарование». В то же время лично он был убежден, что «разрыв с Болгарией был бы теперь несвоевременным», ибо, по его мнению, население ее «с каждым днем более и более высказывается за присоединение к Согласию», и даже «самые крайние элементы, вроде македонцев, готовы идти на уступки, отказываясь теперь (под влиянием ли не сорвавшейся еще дарданелльской операции, под влиянием ли указаний из английского посольства?)[128] от всяких территориальных изменений до окончания войны». Признавая, что, «конечно, императорскому правительству это виднее» и что он высказывает свои соображения «исключительно с местной точки зрения, не зная общего политического положения», Савинский, однако, считает «нравственной обязанностью» необычно решительным тоном повторить, что
12. Высадка на Галлиполийском полуострове. — Новые переговоры с Болгарией и с Грецией и их неудача
Дальнейшее развитие дела находилось под влиянием двух событий: неудачи англо-французской попытки овладеть Галлиполийским полуостровом и успешных действий германо-австрийских войск в Галиции и в районе Ковенской и Курляндской губерний.