Он выглядит почти огорченным нашим неудавшимся романом, хотя огорчение немного ослабевает, когда Горби откусывает здоровенный кусок бургера.
– Потому как, честно скажу, – продолжает он, раз уж мы отмалчиваемся, – вы вдвоем… Между вами… как же это сказать?
– Враждебность? Неприязнь? Взаимная ненависть? – подсказывает Кэтрин.
– Энергия! – заявляет Горби. – Вот что я хотел сказать. Или синергия? Искры между вами, в общем. Знаете?
Знаю. Еще как знаю.
– Искры – не всегда хорошо, – тихо возражаю я.
– Тут я с тобой согласна, – говорит Кэтрин. – Без присмотра искры могут… – Она изображает руками возгорание.
Горби отрывается от руля, чтобы поковыряться в зубах, и хмурится.
– Значит, между вами больше нет романтики. Но вы же путешествуете вместе под Рождество? Это почти так же бессмысленно, как банка крошечных маринованных луковичек.
Кэтрин наклоняется к Горби и глядит на него.
– Коктейльные луковички? Вы не фанат? Они очень хороши в «Гибсоне».
– Неестественно это, – качает он головой. – Что с ними сделали, что они так скукожились? Неправильно. Но
Кэтрин его перебивает.
– У Тома есть другая. И она подходит ему куда больше, чем я.
– Вот же ж. – Горби разочарованно постукивает кулаком по рулю. – Неправильно это, как по мне.
От этой мысли меня тотчас охватывает чувство вины, и я вспоминаю Лоло, милую Лоло, с которой провел весь прошлый год и которая терпеливо ждет, пока я разберусь с катастрофой по имени Кэтрин.
Мне нужно только добраться к ней. Один взгляд на
Наверное.
– Короче, вы не вместе. Что же такое ждет вас в Чикаго, что вы так торопитесь успеть до Рождества? – глубокомысленно спрашивает Горби, сминая обертку от бургера и передавая ее мне. Я отдаю ее Кэтрин.
– Лоло, – просто отвечает Кэтрин. Она наклоняется и выкидывает обертку в мусорный мешок, который Горби пристроил к бардачку с пассажирской стороны.
– Это что, фура? – спрашивает Горби.
Кэтрин посмеивается, и даже я не могу сдержать улыбки.
– Горби, вы сокровище, – говорит она. – Нет, Лоло – это невеста Тома. Почти невеста.
– Томас! – Горби чуть отстраняется и оценивающе на меня смотрит. – Жениться надумал?
– Такой план. – Мой голос звучит уныло, даже я это слышу.
– Что, решил сделать предложение в рождественское утро? – спрашивает Горби.
– В канун Рождества. В полночь.
От шока резко поворачиваюсь к Кэтрин.
– Ты знаешь о…
– О рождественской традиции Уолшей?
– Откуда?
Кэтрин пожимает плечами.
– В прошлом году я помогала твоей маме оцифровать все ее фотографии. Примерно за сто лет. Сложно было не заметить.
– Постойте-ка, – Горби подносит ко рту кулак и пытается сдержать отрыжку, – чего это ты так удивлен, что она об этом знает, Том? Вы ж, ребята, женаты были. Разве ей не полагалась тоже вся эта мишура с кануном Рождества?
– Спасибо, Горби. – Кэтрин снова наклоняется через меня и ослепительно ему улыбается. – Отличный вопрос! Том? Не хочешь ответить?
Черт. Эта беседа давно назревала, но прямо сейчас я готов под землю провалиться, лишь бы ее избежать.
– Не закрывайся ты, Том! Хорошо же пошло. – Горби потягивает газировку. – Такой прогресс!
– Прогресс?
– Да, не закрывайся, Том! – Кэтрин ободряюще похлопывает меня по плечу и улыбается.
– Ладно. Ты серьезно хочешь об этом поговорить? – спрашиваю я, испытующе поднимая бровь.
Улыбка Кэтрин делается тусклее, потому что мы с ней оба знаем: дальше нас ждет неизведанная территория. Но мы также знаем, что этого не избежать.
– Мы с Ребеккой отлично умеем слушать, – заверяет Горби. – Все время смотрим Доктора Фила. Знаете, какое пятое правило коммуникации? Быть активным слушателем! Или это шестое?..
– Как скажете, Горби. Вы сами напросились. – Я поворачиваюсь к нему, потому что не могу смотреть на Кэтрин, когда произношу эти слова: – Нет. Я не сделал Кэтрин предложение в канун Рождества и нарушил семейную традицию.
– Понятно, – кивает Горби. – Кэтрин? Что ты по этому поводу чувствовала?
Мы оба поворачиваемся к ней.
Она ерзает на месте.
– Безразличие. Когда узнала.
– Кэтрин, Кэтрин, – с легким упреком говорит Горби. – Мы не придем к прогрессу, если не научимся принимать наши чувства!
– У меня их нет. Кого угодно спросите.
– Не надо, – тихо говорю я ей, пока не успел передумать. – Не надо этого. Не притворяйся, что у тебя нет чувств. Не со мной. Кэтрин, знаешь, почему я не стал ждать до…
– Подожди. Остановись.
В ее приказе звучит отчаяние, которого я не понимаю. Которое я должен понять.
– Почему…
–
– Разве мы не должны учиться принимать свои чувства? – с улыбкой спрашиваю я, надеясь, что она улыбнется мне в ответ.
Кэтрин не улыбается.