Войдя внутрь, Казаченко понял, что поговорить там по душам не удастся: слишком много посетителей, студентов и преподавателей, — ненужных свидетелей, на которых «Павлов» будет невольно отвлекаться. Это в планы Олега не входило, хотя особых надежд на первую беседу он не возлагал, и всё же…
«Стоп! А что, если Аркадий Соломонович, назначив встречу в кафе, решил воспользоваться случаем, чтобы досыта поесть… за мой счет? — осенило вдруг Олега. — Очень даже может быть, учитывая, в каких условиях он проживает: не квартира — ночлежка, по американским стандартам, плюс больная жена, которой даже уколы он вынужден делать сам, не имея возможности оплачивать вызов медсестер… Может, стоит начать с конверта?»
Олег сунул руку во внутренний карман пальто, чтобы удостовериться, на месте ли конверт с деньгами. Чем черт не шутит! Мог же Розенталь вместе с паспортом вытащить случайно и его…
Деньги были на месте.
Поразмыслив, Казаченко пришел к выводу, что отдавать все деньги сразу нецелесообразно. Он разделил двадцать тысяч долларов на три части. Таким образом, «Павлов», хочет он того или нет, вынужден будет прийти еще на два собеседования.
«Пожалуй, с передачей денег вообще торопиться не следует… Надо сначала накормить старика, выслушать его, а уж потом… Потом мы перейдем в машину и начнем исповедоваться… Судя по тому, товарищ “Павлов”, что вы сразу среагировали на имя своего бывшего оператора, встречи с ним или с кем-нибудь из его коллег вы ожидали все эти годы! Ну вот, Аркадий Соломонович, я вам — хлеб насущный, вы мне — пищу духовную!»
Глава третья. Послание с того света
— Прежде всего, я хотел бы принести извинения за поведение Розы, — начал сходу Розенталь, едва присев на край стула. — Я уверен, вы меня поймете, когда узнаете, что мы всегда с Розой пели мелодию нашей жизни на два голоса, а вот теперь… Теперь, как вы сами могли убедиться, Роза сорвала голос… Бедняжка! После безвременной кончины нашей дочери — это случилось два года назад — Роза немного не в себе… Простите ее!..
Вспомнив сцену с револьвером, Олег подумал, что уж если и надо приносить извинения, то никак не за поведение жены.
«Похоже, не только ваша жена, Аркадий Соломонович, “сорвала голос”… Могу лично засвидетельствовать, что и вы порой такого “петуха пускаете”, что и бронежилет не поможет! Стоп, стоп, Казаченко! — одернул себя Олег. — Не время морализировать. Лучше подумай, хватит ли пленки — уж больно разговорчивый у тебя собеседник, — и как ты будешь выкручиваться, если она закончится. Не менять же кассеты в присутствии старика! Идея — деньги! Перенесем свидание под предлогом вручения причитающихся ему денег — и вся недолга… Нет, не годится… Кто знает, в каком расположении духа будет он завтра… Да, но после прослушивания пленки мне наверняка придется задавать ему уточняющие вопросы, так что… Стоп! А отель для чего? Ну, конечно же! Начнем в машине, а продолжить можно будет в отеле…»
Розенталь, будто подслушав начало внутреннего монолога Казаченко, виновато заметил:
— Конечно, я должен извиниться и за свой поступок… Знаете, Америка полна неожиданностей… А ваша внешность… Вас можно принять и за гангстера из 1930-х, и за сыщика из ФБР… Сначала я как-то не придал значения названному вами паролю: письмо от товарища Арсения… Простите… Но теперь — я полностью в вашем распоряжении!
Казаченко протянул через стол запечатанный конверт. Розенталь жадно протянул к нему обе руки, но вдруг с ужасом, будто увидел ядовитую змею, отдернул их.
— Что случилось, Аркадий Соломонович? — невозмутимо спросил Олег.
— Нет-нет! — Глаза Розенталя полыхали безумием. — Вы должны представить мне доказательства, что бумага не отравлена…
«Черт возьми, он же глубоко больной человек! У него явная мания преследования… Сначала обыск с револьвером у виска, теперь — отравленное письмо. Надо успокоить старика!»
Казаченко распечатал конверт, энергично потер о бумагу ладони, затем лизнул их.
— Видите, Аркадий Соломонович, если бы письмо было отравлено, я бы так не сделал…
Розенталь будто этого ждал. Нетерпеливо схватил письмо и стал жадно вчитываться в старческие каракули бывшего своего секретного наставника и покровителя.
«Знать бы вам, Аркадий Соломонович, что Величко Арсений Павлович, ваш духовник из НКВД, уже почти двадцать лет как перебрался в мир иной, а письмо от его имени и его почерком исполнено специалистами из “cапожной мастерской” — Оперативно-технического управления», — подумал Казаченко, наблюдая за реакцией визави, жадно вчитывавшегося в послание с того света.
— Теперь я верю вам, — заговорщицки зашептал Розенталь, перегнувшись через стол. — Я расскажу вам всё как на духу… Однако… — Он стал затравленно озираться по сторонам.
— Поедем ко мне в отель, — решив, что настало время брать инициативу в свои руки, сказал Олег, поднимаясь из-за стола. — Обед закажем в номер… Время дорого, а нам многое надо обсудить…