Контрабандист

Комната, оказавшаяся за дверью, ни своей просторностью, ни комфортом не блистала.

Пять шагов в длину и столько же, в ширину. Ну да, а куда больше? Хватит и этого.

Койка армейского образца с тонким казённым одеялом, стол, пара стульев, шкаф для одежды составляли всю её обстановку. Скажете скромно?

А что ещё перегонщику надо?

Пригнал корабль, вот тогда и отдохнёшь.

Ещё здесь были две двери, за которыми я обнаружил умывальник с душевой кабинкой и белого брата.

Это открытие меня весьма порадовало, так что спустя четверть часа я выбрался на дорогу будучи полностью освежённым и готовым к дальнейшим приключениям.

Неожиданно, но на пути в рубку, я не встретил никого, хоть и был готов к различным свиданиям. Пожав плечами и решив разобраться с этим позже – должен же у капитана быть доступ к этим проекциям, забрался в кресло, ожидая появления экрана.

И он себя ждать не заставил, немедленно проинформировав меня о готовности систем совершить переход.

Хорошо.

Перебираюсь из капитанского в пилотское кресло.

Так-с… Попробуем.

Медленно сдвигаю ручку тяги, пробуждая движки от сковывавшего их столько лет сна.

По кораблю прокатывается сиплое шипение, оно нарастает, ширится и мои уши улавливают в их зарождающемся бормотании знакомые нотки. Слух вычленяет частые щелчки открывающихся клапанов трубопроводов рабочего тела, их сменяет вскрик запустившейся турбины накачки и еще мгновение спустя, всё заглушает басовитый хор плюющихся плазмой двигателей.

Сетчатое сиденье мягко толкает меня и звёзды, неподвижно рассматривавшие суетившегося за стеклом человечка, покидают свои насиженные места.

Улыбаюсь против своей воли и не имея ни сил, ни желания согнать с лица довольное выражение.

Получилось же!

Сдвинулся он с места!

Медленно двигаю ручку тяги вперёд, наслаждаясь растущим пением движков.

Оно не громкое, обычный человек перестанет обращать внимания через пять минут, но для пилота этот шум слаще шёпота любимой женщины, роднее слов матери.

Чуть качаю джоем и в пение двигателей вплетаются новые голоса.

Маневровые, или как их здесь называют – рули, тонким фальцетом, хором из нескольких голосов, ведут свою арию и крейсер, подчиняясь их настойчивым просьбам, начинает плавный доворот, укладывая белую линию своего движения на зелёную стрелу курса.

Совпали!

Убрав руки от рычагов вытираю выступивший на лбу пот.

Всё.

Над слившимися в одну линиями вспыхивает жёлтым сообщение:

– Корабль к переходу готов.

Касаюсь надписи.

– Ожидайте команды Капитана.

Твою мать!

Выбираюсь из пилотского кресла и, поднявшись по ступенькам, усаживаюсь в капитанское.

Чёрт! Буду так бегать – ноги по самые, кхм, ну, по то самое, сотру.

Да. Тут экипаж нужен, один я с эдакой махиной не совладаю – тут и с курением и прочим завязывать придётся, здоровья, иначе, не хватит.

И хорошо, что мне только один прыжок, то есть, переход, если по-местному, сделать надо. А пришлось бы на другой край пузыря гнать?!

Отогнав грустные мысли, приглядываюсь к экрану.

Ну да, точно.

Почти посреди, перекрывая собой обе карты, светится надпись:

– Корабль к переходу готов.

И, ниже, два шарика.

Зелёный – разрешить переход и белый – отмена.

Касаюсь, конечно, зелёного и, облегчив душу ругательством, пускаюсь в обратный путь. Угу. В кресло пилота.

Здесь ничего не изменилось, но стоит мне положить руки на рычаги, как рядом с тягой, прямо под моим большим пальцем, возникает зелёная сфера с большой, во весь шарик, буквой "П".

Чтобы понять, что это, особым мудрецом быть не надо. Касаюсь проекции и едва не подскакиваю на месте – в мои уши врезается неприятно-гнусавый звук корабельных ревунов.

Вскрик, ещё один и длинный, секунды в три, рёв.

– Ну да, – ворчу я, морщась от этих звуков: – Милитаристы хреновы! Всё бы им традиции соблюдать! Вот что мешало приятный женский голос… – успеваю довести свою мысль до плана отключить нахрен эти ревуны, но на этом и всё – прямо перед носом появляется провал абсолютного мрака. Он растёт, разбрасывая во все стороны толстые, свитые из молний щупальца и мы, пройдя через их переплетение, погружаемся в черноту.

Здесь нет ни времени, ни пространства, и, даже, меня.

Всё, что осталось от человека, сидящего в пилотском кресле – это разум, пытающийся осознать происходящее и сердце, наполняющее пропавшее тело дрожью при каждом ударе. Как это возможно – не спрашивайте, не отвечу. То, что от меня осталось может только удивляться, не имея возможности что-либо сделать.

Удар сердца и волна дрожи прокатившаяся по отсутствующему телу, медленно растворяется в окружающем мраке. Ещё один удар, и прежде чем новая порция дрожи последует за предыдущей, непроглядный мрак сменяется ослепительным, но не режущим глаз светом.

Кажется, что он идёт отовсюду. Им налито всё – рычаги, в которые плотно вцепились пропавшие руки, пульт, пол и я сам – оставшийся удивлённым разум и, всё так же отсутствующее тело.

Последнего я по-прежнему не вижу, но это знание, равно как и ощущение причастности к чему-то возвышенному, не по-человечески прекрасному, переполняет всё моё существо.

Жаль, но это ощущение пропадает быстрее, чем накрывшая до того тьма.

Или нет?