Золтан поставил на стол тарелку с ветчиной, и хотел было что-то добавить, но распахнулась дверь, и в бордель ввалился ведьмак. Над бровью алела свежая царапина, от волос несло гарью, доспех почернел от копоти. Он обвел присутствующих усталым взглядом, подошел к столу, поздоровался, плеснул себе пива в кружку и залпом осушил ее до дна.
— Холера, как же я устал, — проворчал ведьмак. - Но, судя по вашим лицам, отдохнуть мне не удастся.
Пока доктор рассказывал ведьмаку о маньяке, тот хмурился и жевал ветчину, запивая пивом. Дослушав же, изрек:
— Это не моя специализация. Я охочусь на чудовищ, а не на маньяков.
— Быть может, следует заключить контракт? — фон Гратц приподнял бровь. — К тому же, между маньяками и чудовищами разница не так велика. Она обычно заключается в том, что первые гораздо опаснее.
— У меня есть другие дела, — раздраженно ответил Геральт, но увидев, как вытянулось лицо Золтана, сменил гнев на милость. — Я могу помочь осмотреть место преступления.
— Буду очень благодарен, — доктор встал из-за стола и откланялся. — Уже поздно. Жду вас завтра утром в лечебнице.
Ведьмак вздохнул, и, наскоро дожевав свой бутерброд, поспешил убраться к себе в комнату.
Иорвета снова не было, но он и не отчитывался ни перед ведьмаком, ни перед Золтаном, ни, тем более, перед Эрикой. Просто уходил, когда было нужно, и возвращался, когда хотел. Девушка, пожелав краснолюду доброй ночи, поднялась к себе в комнату, желая последовать примеру ведьмака и хорошенько выспаться. Обычно она оставляла дверь и ставни открытыми, но сегодня, после случая с проповедником и рассказом о маньяке, ей отчего-то стало не по себе. Как будто из темноты оконного проема кто-то внимательно следил за ней цепкими немигающими глазами.
***
За завтраком, состоящим из сваренных всмятку яиц и оладьев из ближайшей булочной, Геральт неспешно рассказал о своих похождениях. До ванной он так и не добрался, и потому все еще горько пах дымом, как погорелец.
— Ты хочешь сказать, что Лютик ограбил Дийкстру, Менге ограбил Лютика, а ты, использовав Трисс как приманку, разнес к херам всю инквизицию и спалил их штаб? — Эрика все еще никак не могла до конца осознать случившееся, но не упустила возможности дать волю иронии. — Геральт, прости, но мне кажется, тебе нужно поменьше общаться с Йорветом. Ты начинаешь перенимать его стиль. Кстати, где он?
— На арене, — неизящно высосав яйцо из скорлупы, ответил ведьмак. — Нам нужно выяснить, на кого работает Ублюдок Младший.
— Арена? — Эрика почувствовала странный холодок между лопаток. — Что-то наподобие кулачных боев?
— Нет, там дерутся на смерть, — обыденным тоном сказал ведьмак, будто доброго утра пожелал.
— И ты позволил Йорвету? — девушка вскочила с места, забыв на мгновение, что разыгрывает полную безучастность ко всему, что касается эльфа.
— Он разрешения не спрашивал, — буркнул Геральт, покончив с яйцом. — Выпустит пар и вернется.
Эрике ничего не оставалось, как признать правоту ведьмака. Грабить обозы, конечно, безопаснее, но…
Будто в ответ на ее мысли раздался настойчивый стук в дверь.
— О ком вспомнишь, тот и явится, — проворчал Золтан, топая открывать: красную повязку Иорвета даже под капюшоном было отлично видно через окно.
Эрика обернулась и невольно ахнула — под плащом, который тут же полетел на пол, эльф был в крови. Весь — с ног до головы. С подола стеганки еще капало, текло с перчаток, и даже за воротником алели размазанные брызги.
— Этот dh’oine связан с реданцами, и скрывается где-то у них, в Оксенфурте, — с порога доложил эльф ведьмаку.
— Ты цел? Как тебе удалось? — Геральт встал из-за стола и протянул Иорвету свою флягу со спиртом.
— Кое-какие умения, Gwynnbleidd, — хищно осклабился эльф, — у меня остались.
Девушка вздрогнула, представив на мгновение, что же должен был делать скоя’таэль с бандитами, чтобы те выдали своего предводителя. Эльф молча отправился на кухню — там на печи уже грелся чан с водой, а в дальнем углу, за ширмой, стояла деревянная бадья. Правда, даже для Золтана она была маловата, но выбирать не приходилось. Не в Понтар же нырять средь бела дня.
— А это еще что за трихомудия? — краснолюд пошел закрывать дверь, и вдруг склонился над листком пергамента, приклеенным к ее наружной стороне. — Проповедь? Совсем очумели со своим Вечным Огнем, чтоб их ленивый заяц на пеньке драл!
«Помните, люди добрые: сияние Огня всякую тьму рассеет, всякую ложь разоблачит, всякого негодяя выявит. Ни допплеру не укрыться от его всепроникающего сияния, ни ведьме, ни чародейке, что простой народ дурачит, ни падшим женщинам, что разум мужей туманят своими чарами. Отбросьте лживые колдовские уловки, прикрывайте скромно тела свои и не возбуждайте нечистых мыслей, и Вечный Огонь разоблачит пред вами чудовищ и грешников — или сами вы сгинете в его пламени.
— Неравнодушный».