Волны с шумом бились о прибрежные камни — одна, большая, все-таки достала до ее сапог, окатив их пенными брызгами. Эрика подползла на локтях туда, где между камней собралась прозрачная морская вода, окунула исцарапанные руки, зачерпнула в горсть, умылась. Мышцы ломило так, словно кто-то невидимый выкручивал их стальными щипцами, но хуже всего был холод, заставляющий синеть и неметь пальцы — те отказывались даже расстегнуть ремешки на куртке. Жажда мучила так, что сошла бы и морская вода, и кровь, и яд.
Последнее, что помнила Эрика, — это толща черной холодной воды над головой. Кошмар, в один миг ставший явью. И навсегда излечивший девушку от страха воды и глубины. Геральт был прав - известное перестает быть страшным.
Она, опираясь на скользкий, поросший водорослями камень, встала, и на негнущихся ногах побрела по берегу. Песок, камни и деревья. Под ногами хрустели ракушки, в небе орали чайки, рокотали волны, свистел пронизывающий до костей ветер. Куда идти — не имело значения, только бы не лежать, умирая от холода.
Зеленый ком водорослей у самой воды шевельнулся, исторгая из спутанных недр здоровенного краба. С минуту он и девушка пялились друг на друга, а затем краб, не почуяв опасности, скрылся меж камней.
— Ард! — позвала она, но вместо звука горло издало лишь свистящий хрип. Эрика откашлялась, позвала снова. Она смутно помнила, как в последний момент вцепилась в мохнатую собачью шерсть, и вынырнула на поверхность. Значит, пес должен быть где-то здесь. Все должны быть здесь — Геральт, Иорвет, Карасик и Плотва. И капитан «Атропоса», и его команда.
Пляж из песка и ракушек не кончался. Хорошо идти вдоль берега, лучше, чем в лесу — никогда не пойдешь кругами, не заблудишься. И рано или поздно выйдешь к человеческому жилью, если остров, конечно, обитаем. Если необитаем — то лучше сразу утопиться, чем двадцать лет ждать, когда мимо проплывет корабль.
Под сапогом, насквозь промокшим, треснула плоская раковина, и из нее на песок вылилась скользкая, воняющая тухлой рыбой, жидкость. Эрика отбросила устрицу ногой, и тут ее взгляд зацепился за крупный, четко очерченный собачий след.
Волчьи следы выглядели иначе — они были продолговатыми, с длинными отпечатками пальцев. Этот же был круглый, широкий, с явными бороздами от когтей.
Второй след обнаружился совсем рядом, а за ним третий и четвертый.
Эрика ускорила шаг, насколько это было возможно. Впереди виднелись серые скалы и усыпанный валунами берег, справа — высокие, смолисто-рыжие корабельные сосны. Песчаный пляж уступил место каменистой вымоине под отвесным утесом. Цепочка следов оборвалась так же внезапно, как и появилась. Но ветер, который, насытившись ночной жертвой, перестал быть врагом, донес отчетливый запах человеческого жилья — крепкий дух навоза и печного дыма.
***
Маленькие пурпурные осьминожки вперемешку с луком, морковью, мидиями и кусочками кальмара плавали в деревянной миске, украшенной по краям затейливой резьбой. Эрика ела молча, жадно, почти не жуя. Соленая похлебка текла по подбородку на столешницу, капала на засаленный фартук, на моряцкие широкие штаны, на потертые башмаки, помнившие еще, судя по виду, само Сопряжение Сфер. Но жаловаться было не на что: одежда была сухая, еда вкусная, а волчья шкура, которую девушка набросила на плечи — теплая и мягкая.
— Эльф, — твердила она, не спеша брать из рук хмурой старухи Биргит кружку с дымящимся варевом. - Сидх. И ведьмак — белые волосы, шрамы на лице.
— Не было таких, — с сильным акцентом уже в который раз отвечала женщина.
Появлению незнакомки островитяне не удивились — уже знали, что в шторме погиб корабль с материка, и даже успели выловить несколько тел. Одно Эрика опознала сразу — это был капитан «Атропоса», а вот два других… У одного не было лица - только серо-бурое месиво. Второй сильно обгорел - наверняка тогда, когда разбился масляный фонарь.
— Надо тебе в Каэр Трольде, — наконец, проскрипела старуха, выгребая кочергой золу из очага. — Утром поедешь. Утро — оно вечера мудренее.
Сказала — и вышла прочь, скрипнув расшатанной дверью.
За окном из бычьего пузыря расцветал тихий сонный вечер, серый, как и все на островах, прохладный, пахнущий морем, рыбой и мокрой древесиной. Тепло нагоняло дремоту, и Эрика сдалась — свернулась клубочком на узкой лавке, как кошка, и уснула.
К утру ее одежда высохла, задубев от соли и покрывшись белыми разводами вдоль и поперек. Сапоги сморщились, пошли трещинами на голенище и кое-где расползлись по швам. Куртка воняла водорослями и протухшими устрицами. Все оружие, кроме крепко засевшего в ножнах зерриканского кинжала, отправилось на дно морское — арбалет, болты, охотничьи ножи, клинок из метеоритной стали. Некстати вспомнилась новиградская эльфка, наворожившая ей беды от шторма. Вдохнув, Эрика сложила ни на что не годный доспех в холщовый мешок. Если все это продать, монет должно хватить на еду, хотя бы на несколько дней. А одежда пока сойдет и эта: меньше будет привлекать внимания на тракте.