Естественно, без мужика женщина стареет намного раньше! Кто бы спорил! Только всему есть предел! Взять хотя бы вас, уважаемая Агафья Петровна. Семьдесят два уже стукнуло… Ах, простите великодушно, конечно, семьдесят три! Я забываю. Так выглядите же намного моложе! Кто хочешь подтвердит! Но сейчас речь не о вашем прекрасном здоровье и даже не о Настьке! Как говорится – бог ей судья! А ее несчастном сынке.
Мальчуган совсем плох! Того и гляди, не сегодня завтра помрет, бедный. Машеньке моей, внученьке, сегодня звонил. Я трубку взяла, спросить: «Кто?» Слышу голосок слабый-слабый. Не говорит, шепчет. Едва разберешь. Чтобы не ошибиться, переспросила: «Кто это?» А он печально так отвечает: «Машу хочу услышать». Не сказал, что звонит попрощаться. Да чего тут говорить? Все ведь и так понятно…
Да, Агафья Петровна, и мне жаль. При живой матери угасать как свеча. И в чем только душа в теле держится? Он последнее время болеет чуть ли не каждую неделю. Только из больнички выйдет, на солнышко посмотрит, травку ладошкой хилой погладит, пташек послушает и опять в палату сумрачную. К врачам, таблеткам, уколам. Внучка рассказывает, когда в школе бывает, не ест совсем. Осунулся. Ходит тихий, задумчивый. Ни с кем не общается. Видимо, чувствует приближение неладного. Помните, как Марья Сергеевна, земля ей пухом, за месяц до кончины перестала интересоваться дворовыми новостями? Позовешь ее, бывало, на лавочке посидеть, обсудить что-нибудь злободневное, а у нее в глазах печаль, в душе тоска, и ничего бедняжке не хочется. Знала, сердечная, что недолго осталось ходить по земле, вот и готовилась. Так же и Настькин сынок. Хоть и малец, да все понимает. Отсюда печаль в голосе несказанная. Мне как Машенька рассказала о мучениях бедного, я аж заплакала.
Да, уважаемая Вероника Львовна, прорыдали мы с внучкой моей, ненаглядной кровинушкой, до вечера. Видите, у меня глаза до сих пор красные? Ах, не видите? Надо было очки с собой прихватить. С очками-то в наши годы сподручнее. Думаете, почему наш дом ворье стороной обходит? Из-за домофона? Глупости! Знают, окаянные паразиты, что бдительные граждане не дремлют. Всегда начеку! На посту! И в очках! В общем, что говорить! Погубила безответственная мать свою кровинушку. Недоглядела ли, или по злому умыслу, нам уже не узнать…
Что предлагаю? Поступить как совесть велит. Обратиться в органы опеки и надзора за детьми из неблагополучных семей. Пусть они разбираются и спасают бедняжку. Если поторопятся, могут успеть!
И все присутствующие на скамейке пенсионерки радостно согласились с этой прекрасной идеей.
Вот так, нежданно-негаданно, блестящий план Пусика затрещал по швам из-за простого звонка. А то, что недавно выглядело безмятежной гаванью, вдруг обернулось местом зарождающейся бури – идеального шторма, который случается раз в тысячу лет. И по древнему морскому поверью, способен уничтожить весь мир.
Глава 12
Сгусток огненной плазмы
После того как зайцевидный хомяк в прямом смысле слова «сожрал меня заживо», я перестал испытывать угрызения совести, слыша предсмертные вопли врагов. На повестке дня встал вопрос эффективности.
– Неужели в арсенале героя нет ничего смертоноснее деревянной палки? – поинтересовался у грендельфила, осыпая ударами посоха адских созданий. – Какой-нибудь острый меч-кладенец, меткий лук-удалец, волшебный суперкристалл или что-то еще? – Пот заливал глаза, постоянно приходилось вытирать его со лба рукавом. – Не могу поверить, что создатели игры оказались настолько глупы.
Это была не битва и даже не бойня, а монотонное изматывающее проклятье.
– Разумеется, есть. – Грендельфил и не думал отрицать очевидного. – Школа огненной магии на первоначальном этапе позволяет испепелять противников сгустками плазмы. С температурой плавления около тысячи пятисот пятидеся…
– Стоп! Ты хочешь сказать, что я могу швыряться огнем?
– Конечно.
– Тогда какого… я как распоследний… занимаюсь здесь… знает чем?!
Сказать, что я был взбешен, – ничего не сказать.
Шмяк…
Неудачно попавшийся под горячую руку монстр был расплющен в лепешку одним ударом.
Крит!
Шмяк… Шмяк… Шмяк…
Очередные три развороченные белковидные тушки остались лежать на земле. Одну недобитую, памятуя о сожранной ноге, я запулил в небо с такой ненавистью и силой, что она скрылась за горизонт.
– Вопрос не по адресу, – попытался урезонить меня грендельфил. – Не я, а твой манипулятор решает, какой стиль боя выбрать.
– Стиль? Ты, поклонник древнекитайских трактатов о войне, называешь этот беличий фарс стилем?
– Прежде чем стать мастером, нужно долго оттачивать мастерство на манекенах.
– Мастерство?!
– Не исключено, что манипулятору доставляет удовольствие размахивать палкой, уничтожая мелкую живность.
– Несколько часов подряд? – Я был вне себя от бешенства. – Мы оба прекрасно знаем, что он тупой идиот, не догадывающийся о возможностях персонажа. В противном случае давно применил бы их.
Не удержавшись, я сорвался на крик:
– Ты ведь понимаешь, что он тупой малолетний дегенерат без намека на мозг!