Контрреволюция

«Ничего нового ты мне не сказал, – пояснил мне Романовский. – Я знаю об этих обвинениях, знаю, откуда они берутся и идут. Вот хотя бы недавно, приходит ко мне полковник, во главе нескольких офицеров одного из гусарских полков, и они просят у меня денег, оружия, обмундирования, лошадей – для формирования “славного” полка… Я, конечно, сам рад был бы видеть этот полк сформированным и доблестно сражающимся на фронте, но ведь я отлично знаю, что это формирование будет тянуться месяцы и в это время все эти гусары будут болтаться по кофейным и шашлычным Екатеринодара… А на фронте офицеры нам нужны до зарезу. И я отвечаю им: формировать полк будем, когда придем в Москву, а теперь – хотите послужить родине – берите винтовку и идите на фронт, безотлагательно, завтра… Ну, конечно, они выходят от меня возмущенные и вешают на меня собак».

Встретились мы с Романовским в Екатеринодаре, как и раньше, вполне дружески. Я сообщил ему о том, что я видел в Киеве и в Одессе, затем мы заговорили о Гражданской войне вообще. Я сказал, что не вижу пока обоснования идеологии нашей борьбы, и это составляет нашу слабость. Массы должны знать, за что мы боремся: за восстановление монархии? за возврат земли помещикам? Или за нечто совсем иное?

«Мне кажется, что наш лозунг совершенно ясен, – возразил Романовский. – Мы боремся за Великую Россию, боремся с теми, которые довели ее до поражения, унизили ее. Не к монархии, не к возврату земли помещикам зовем мы русских людей, а хотим привести страну к Учредительному собранию – оно и только оно и может разрешить все эти вопросы…»

В ответ я указал ему на то, что в этом откладывании на неопределенное время всех волнующих все население страны вопросов и заключается неопределенность нашей идеологии, какое-то недоговаривание наших намерений.

«Учредительное собрание не цель, а средство, чтобы увлечь за собою массы, нужно указать им цель, которая отвечает их заветным стремлениям, – продолжал я. – Или ты считаешь, что опора на массы не нужна? Вчера я беседовал на эту тему с молодым сотрудником Николая Николаевича Львова в его газете Россия. Так он мне доказывал, что нужно искать не опоры на массы, а создавать преторианцев, которые и погонят массы как баранов к поставленной вождем цели».

Разговор, который завязался у меня с Романовским, меня живо интересовал, и я продолжал развивать свои взгляды. Я приехал в Добровольческую армию с определенными воззрениями на соотношение сил в разгоревшейся борьбе и был убежден, что от нашего умения привлечь на свою сторону крестьянство и зависит исход этой борьбы.

Я готов был признать лозунг «Великая, Неделимая», но беда в том, что и большевики тоже хотят не великой, но и не неделимой, то, во всяком случае, крепко спаянной страну – хотят на свой образец, а мы за свой. Вот и нужно сказать, за какой образец мы стоим.

Какие партии нам ближе всего? Кто составляет окружение главнокомандующего? Деятели «Национального центра». В программе «Национального центра» в ряде несколько неопределенных пунктов имеется один, упомянутый как бы вскользь, но очень определенный – частная собственность.

Вот тут-то и есть определение образца. На фронте дерутся русские люди, а над ними борются два принципа: отмена права собственности на орудия производства и сохранение этого права.

«На место отвлеченного, но идеального лозунга “Великая, Неделимая”[217] я подставляю сугубо практический – “Частная собственность”, – продолжал я свои рассуждения. – Но это необходимо – массам нужно указать нечто ощутимое. Ведь вот – величественный лозунг “Отмена права собственности на орудия производства” переделан в массах в вульгарный клич “Грабь награбленное!”, и этот клич имеет несомненный успех.

Ограбить хотят нас, помещиков, и мы не имеем сил для сопротивления этому грабежу. Но те, кто нас грабят, – это те люди, которые, раз овладев нашим имуществом, хотят владеть им и дальше на праве собственности, они сторонники “частной собственности”. Крестьяне, поскольку мы цепляемся за наши имения, – наши враги. Поскольку мы сами откажемся от этих имений и поможем им, в законных и привычных им формах, утвердиться в их владениях, они станут нашими друзьями и вместе с нами будут бороться за частную собственность со всеми идеологическими надстройками, которые нам дороги. Все это должно быть не только провозглашено в нашей программе, но и должно получать немедленное осуществление по мере нашего продвижения к Москве. Наш главнокомандующий должен стать “мужицким генералом”, тогда все крестьянство пойдет за ним…»

Так рассуждал я в то время, не давая себе еще отчета в том, какие убеждения и настроения принесла с собой туча беженцев, плотным кольцом окружившая Деникина. Используя преимущества своего образования, опыта в делах и в государственном управлении, они твердо стояли на страже своих немедленных выгод, и мои планы почитали за легкомысленную фантазию.