Концептология

Такое положение легко соотносится с основной установкой номинализма: семантическое движение по линии «вещь — идея», т. е. варьирование предметных значений, которые крепятся на общей значимости — единстве признака дома как крова. Семантическое (значение — значимость) и лексическое (слово) в аналитическом представлении разведены.

В бытовом сознании подобное разведение двух сущностей и представлено аналитическим удвоением слов. Например, дорога в современных словарях дается в четырех значениях, каждое из которых концептуально может быть выражено и своим собственным однозначным словом. Исходное значение ‘полоса земли, служащая для езды и ходьбы’ содержится в самом слове дорога; все остальные значения, которые приписываются этому слову: ‘пространство, по которому осуществляется движение’ содержится в слове путь (выражение на ложном пути вызывает представление о концепте «преодолевать (трудности)»); «направление движения’ — в слове тропа (проложить тропу вызывает представление о концептуальном смысле «пробивать (дорогу)»); значение ‘конечная цель движения’ выражено словом стезя (жизненная стезя вызывает представление о концепте «достигать (цели)»). Поэтому не вызывает удивления двоение в речевых формулах типа стежка-дорожка, тропки-дорожки, путь и дорога, которые показывают, что слово «дорога», представленная во всех представленных сочетаниях, обозначает род, а остальные три — виды путей-дорог.

Четырехчастность пространственных границ — обычная вещь в пространстве трех измерений, все слова метонимически расширяются до четырех граней; ср. еще слово глубина и т. д. Метонимии словарны, поскольку связаны с предметным значением денотата и прошли путь исторического развития — они отражают реальные отношения.

Удвоение имен было (и до сих пор является) способом образования образных понятий. В XVI—XVII вв. таких примеров множество, они восходят к народнопоэтической традиции двоения типа стыд и срам, горе не беда, радость и веселье, которые находят свое отражение и в некоторых библейских текстах. Все они выступают в роли «предпонятий», скрывая в себе указание на то, что, например, стыд и срам — не стыд, а срам, и не срам, а стыд — апофатический отрицанием утверждается новый признак номинации: сопряжение личного стыда и коллективного осуждения в посрамлении. Вот как, например, представлена разработка символа «вор» в текстах предпетровского времени: вор и зажигальщик — поджигатель, вор и богоотступник — изменник, вор-разбойник — бандит, воры и тати — собственно воры, воры и плуты — мошенники, воры блядины дети — богоотступники и т. д. Употребление слова «вор» является значимо родовой меткой отрицательного качества того, что следует за ним в качестве видового слова, и одновременно выступает новым признаком в образном понятии. Перед нами тот момент формирования «понятийного мышления» в соотношении «род — виды» (синекдоха), когда роль понятия выполняет сдвоенное слово. Еще в самом начале XIX в. Андрей Болотов на этом принципе строит повествование о своей жизни, образно пытаясь передать понятие о существенных ее моментах.

Современное сознание пользуется всеми типами словесных переносов, накопленных традицией и часто неосознаваемых как тропы ввиду их естественного «затухания». По этой причине пользуются родовым термином «перенос», «переносное значение» или даже «метафоризация», зачисляя в метафоры все виды и типы переносных значений. Обычная леность мысли современного интеллигента, перегруженного разными техническими сведениями и неспособного задуматься о тонкостях самого процесса развития переносных значений слова. Да и знаний об этих тонкостях маловато, не говоря уж о том, что «развитие», тем более «история» ныне не в чести — главное быстро «сделать дело»: не научная причина, а практическая цель стала задачей современной науки. Сам язык способствует этой позиции, затушевывая прошлые движения смыслов; например, все метонимические переносы в толковых словарях даются как законченно словарные, отстоявшиеся со временем, и приняты на вооружение современным сознанием. Мы увидели это на примере слова «дом».