Концертмейстер. Роман в форме «Гольдберг-вариаций»

— Так вот, — Ваня так вжился в сюжет, что продолжил без предисловий, используя только вводное слово, — на следующее утро, худрук «с бодуна» пришел на работу с опозданием. Но вел себя степенно, без лишних переживаний, ибо причина опоздания была уважительной, и директор знал, что он до одиннадцати ночи выполнял важнейшее поручение по созданию благоприятного имиджа филармонии. Заняв привычное место в кабинете, «Простомоисеич» начал прием артистов, дабы обсудить их творческие планы и соотнести эти планы с интересами нашего концертного учреждения. Но посетители думали и говорили о другом — о купленных вещах. Дамы рыдали, а мужики курили и ругали матом «этих идиотов» немилосердно. Сначала «Простомоисеич» озаботился возможным срывом ближайшей гастрольной поездки, но потом «он все понял», и ему стало не до гастролей. Турецкий дефицит из Болгарии был в шкафу и «эманировал» заразу! Ошалевший худрук схватил вещи в охапку и вприпрыжку поскакал на ближайшую помойку. Потом, вернувшись, долго-долго отмывался в туалете. Уничтожив источник заразы, «Простомоисеич» чуть успокоился и сделал второй шаг — на сегодня и вплоть до выяснения всех обстоятельств отменил прием. Тут, наконец, он вспомнил о благоверной, которой необходимо было дать отчет о потраченных деньгах. Испугавшись потерять семью, худрук рванул назад — на помойку. Но «вещей там уже не стало». Заначка, которую он хранил в сейфе на «черный день» (а этот день пришел!) хватало лишь на то, чтобы покрыть четверть расходов. Забыв об угрозе заражения, худрук пустился во все тяжкие — пошел «в люди» занимать деньги. Искомой суммы ни у кого не было. Пришлось побираться «по мелочам». Он обошел почти всех! Наконец — наскреб, и смог вернуться домой, обманув супругу историей о несостоявшейся по причине болезни казаков сделке. О своем обмане он не без гордости хвастался в коллективе (дескать, не такой уж я «подкаблучник»!). Говорят, осмелев, он даже осведомился у супруги: «Я правильно сделал душенька, что отказался покупать у них вещи?». А ласковая жена отозвалась в ответ: «Наконец-то Сашенька ты поступил как мужчина. Я тобой горжусь!».

— С тех пор, — вдохновенно продолжил отбредший повествовательный раж Иван, — для «Простомоисеича» мир перевернулся. Дома тишь, уважение, семейное счастье. А вот на работе — совсем другая картина. Он попал в зависимость от подчиненных и утратил авторитет. Сидит в кабинете и помалкивает. Всех посетителей — даже артистов «с завышенными амбициями» — принимает и обещает помочь, поддержать. Раньше он их и слушать бы не стал, а теперь — вынужден кланяться. Думаю, на ближайший месяц-другой уровень филармонических концертов серьезно просядет, из-за отсутствия дисциплины, которая раньше держалась на страхе перед придирчивым худруком. Только «филармонические» зря радуются — как только деньги отдаст, отыграется по полной программе. Поэтому я бы на месте амбициозных артистов поубавил претензии. Но у них «ума нэма». Что делать? Только Оля твоя молодец. Никаких претензий. Деньги ему вручила со словами: «Саша, не беспокойся, отдашь, когда сможешь». И еще улыбнулась с сочувствием. Молодец, умная женщина.

На этой оптимистической ноте Иван закончил рассказ, но я ждал продолжения:

— А что с казачеством, чем дело-то кончилось?

— Тревога, поднятая сестрой милосердия, была, хоть и своевременной, хотя, я бы сказал — «несколько преувеличенной». Выяснилось это только после коллективного посещения кожвендиспансера, чему предшествовали преинтереснейшие события! — Тут Иван опять взял паузу, допил кофе, заказал нам еще, но пирожные больше покупать не стал.

— Масла в огонь подлил «Сексот». Он организовал казаков для коллективного медосмотра, но, утратив чувство опасности, решил доставить артистов в лечебное учреждение на филармоническом автобусе. Написал заявление и явился в приемную директора. Тот сидел в кабинете, дрожал, соблюдая полную изоляцию, боясь даже прикасаться к заявлениям. Секретарша, приняв бумагу, попросила подождать и зашла к директору. Дальнейшее достойно кинематографического воплощения. Я как раз был в приемной и мог созерцать сие замечательное событие. Директор, узнав от кого бумага, даже не позволил положить ее на стол, наорал на секретаршу — та, в слезах, выскочила из кабинета. За ней вышел грозный начальник. «Сексот» как ни в чем не бывало сидел в приемной и, почесывая свою козлиную бородку, размышлял о душе очередного песенного шедевра.

Ваня, с этого места стал рассказывать «в лицах»:

— Пошел вон отсюда сифилитик долбанный! — взревел животновод, — и засунь свое заявление в задницу. Ты чего удумал старый хрен? Какой тебе автобус. Кто после вас туда сядет? Мозги включи, идиот. Мало тебе, что общежитие дезинфицировать нужно, мало, что вся филармония антибиотики горстями трескает? Так ты, сука, еще и автобус решил испоганить. Концерты сорвать хочешь?

Поначалу ошалевший от неожиданного наскока «Сексот», смог взять себя в руки, встал, «задрожал», и, заикаясь, больше чем обычно, попытался оказать достойное сопротивление: