— Я Вам не идиот какой-то, а член обкома. Требую уважения к себе и моему коллективу. Люди больны. Им горло беречь надо. Им петь скоро. У нас концерты в этом месяце запланированы.
— Ты, член необрезанный, слушай меня внимательно, — красный от ярости директор, двинулся на трясущегося «Сексота» с «кулаками наперевес» (а кулаки, нужно признать, у него огромные!), — пока я тебе хобот на сторону не свернул, пошел вон. И до тех пор, пока справку не принесешь не принесешь о том, что здоров, не только в приемную заходить, на этаж мой не смей подниматься!
Испугавшись рукоприкладства, «Сексот» птичкой выпорхнул из приемной и засеменил по коридору к выходу. За ним выскочил разъяренный животновод и выкрикнул напоследок фразу, которую слышала «вся филармония»:
— Завтра, всем в «триперятник», организованно, строем, с песней, в установленное время. Я проверю. И пусть хоть кто-нибудь посмеет увильнуть. Всех уволю!
Иван закончил рассказ. Он уже не смеялся — он присоединился к моим «рыданиям». Чуть придя в себя, я спросил:
— Как идет лечение, что слышно?
— Все нормально. Больных оказалось совсем мало — «соответствует среднестатистической норме», как выразился главврач. Лечатся амбулаторно. Несколько «заслуженных артистов» лежит в стационаре, но с другими диагнозами. В здоровой части коллектива уныние — сидят в изоляции. Зато в филармонии — катарсис. Враг обнаружен, изолирован и будет разбит. Главврач диспансера директора успокоил по поводу бытового заражения, говорит — «маловероятно», антибиотики отменил. Из филармонического «неказачества» пострадал только «Простомоисеич». Ну, ты сам видел. Артисты довольны, пока — свобода. Один тиран лечится, другой — провинился, заглаживает вину, третий — все еще боится, старается как можно меньше быть на людях, говорит — «береженного бог бережет». С сотрудниками, работающими в кабинетах, директор переговаривается только по телефону. А у артистов, как правило, дома телефонов-то нет. У Оли, как ты знаешь, с этим делом порядок. Он ей каждый день звонит — советуется. Она на него влияет хорошо — человек опытный, повидала много.
— Да, я уже понял. Получил от солистки полный инструктаж!
На этом разговор с Иваном закончился. Вышли на воздух. Тепло распрощались…
А через три недели казаки отправились на гастроли, правда, по родной стране и не в полном составе. На сей раз их возвращения никто не ждал.
… … …
В.И. Ленин
В филармонии работало несколько коллективов, называемых «лекторием». У них была специфическая аудитория, которая «жаждала просвещения»: им не только музыку играли, их просвещали, им рассказывали. В концертах «лектория» главной фигурой был музыковед. Его выступление было не только лекцией, но и увлекательным художественным словом по поводу музыки, которую исполняли артисты. По моим наблюдениям, публика лучше слушала ведущего концерт музыковеда, чем музыку. Понятно, музыканты «этих болтунов», мягко говоря, недолюбливали. Уже просвещенная публика, которая заполняла зал филармонии вечером, когда играли столичные артисты, тоже относилась к «вступительным словам» резко отрицательно. Но вот на «малых площадках», в небольших городах и станицах, куда не заглядывали «большие артисты», на эстраде царил лектор-музыковед.
Между тем, моя концертная жизнь шла своим чередом — обходились без лектора-искусствоведа. Репертуар оставался прежним, исполнялся по накатанной дорожке. Что-то менять, переучивать певцы не любят — им легче выучить новый романс. Впрочем, новое мы тоже не учили — зачем? Публика любит слушать привычное — одно и то же.
Однообразие сценического действия не угнетало, потому что место исполнения менялось. Мы повторяли репертуар, но не повторялись в гастрольных маршрутах. «Туризм», дополняя концерт, был моментом разнообразия жизни. Ну и славно. Я не возражал. Мне некогда учить новое. У меня работа, семья, учеба в аспирантуре. А концерты — для развлечений. Но иногда жизнь подкидывала новые задачи, которые необходимо было решать. И я решал, как мог.
Утром, звонит Оля:
— У нас ЧП. «Лекторий» заболел. А у них завтра запланирован концерт в рабочем общежитии. Меня вызвал директор и попросил их подменить — дает машину. Отказать неудобно — ведь далеко ехать не надо, вечерком быстро отработаем и домой. С нами поедет лектор-музыковед, который займет четверть времени — не устанем. Девушка, очаровательное существо, единственная из лектория не заболела. Я ее знаю. Зовут Танечка. Рассказывает о музыке с увлечением. Она согласна изменить тему концерта и рассказать о наших романсах. Сидит, готовится девушка. Не сердись, знаю — занят (в голосе актрисы появились молящие интонации), но подменить ребят нужно. Особенно жалко Танечку. У всех больничный, а у нее — «срыв концерта», потеряет в деньгах.
— Оля, у меня на завтра другие планы. Жена вечером собирается пойти в парикмахерскую, а я пообещал посидеть с дочерью. Прости, давай пусть отменят, а проведут потом, когда будут здоровы.