Кооп-стоп

– Кастрюля, товарищ капитан, обыкновенная алюминиевая кастрюля. – Турович расчистил отрытый клад от сухой земли, отодвигаясь в сторону, чтобы стрекочущая кинокамера смогла запечатлеть, как он будет доставать содержимое кухонной утвари, снял крышку и достал из кастрюли некий предмет, завернутый в тряпку.

– Разворачивай, не тяни! – бросил приказ Беспалов остановившемуся в нерешительности Туровичу.

Присутствующим на уникальном следственном эксперименте открылась обыкновенная стеклянная банка с полиэтиленовой крышкой, для верности залитая смолой, а в банке скрученные в рулоны полновесные советские сотенные банкноты.

– Вот это да! Храните денежки в сберегательной банке! – присвистнул оператор.

– Снял? – стараясь не обращать внимания на всеобщее ликование, спросил Беспалов.

– Так точно! – отрезвел оператор.

– Глузин! Это все? Может быть, где-то еще есть подобные захоронения?

– Может, и есть! Разве все упомнишь? – буркнул арестованный и уставился на гранитную плиту, под которой покоились останки его родственника.

– Как знаешь, – недовольно усмехнулся Беспалов и тут же приказал садиться в машину.

– Погоди, начальник, – спохватился Глузин.

– Что-то вспомнил?

– Да, тут недалеко.

– Опять на кладбище? – Беспалов волновался, поскольку хотел успеть отрыть спрятанное засветло: не то чтобы он побаивался темноты в таких местах, просто оператор без дополнительного света снять очередную выемку зарытого клада не сможет. А осветительные приборы, даже если бы они и были в наличии, подключить на заброшенном кладбище негде.

– Шагов триста будет севернее от сосны.

– А что ж сразу не вспомнил?

– Память отшибло маленько, гражданин начальник! На кой мне на том свете деньги?

– Правильно говоришь, Глузин, незачем. Пошли, показывай дорогу!

И правда, вскоре похожую банку отрыли в трехстах метрах от первого тайника под такой же небольшой разлапистой сосенкой. Две «сберегательные банки» в общей сложности потянули на сорок тысяч рублей каждая.

– Ну а на своем участке не зарывал, Глузин?

– Почему не зарывал? Зарывал!

– Зарывал? Такие же стеклянные банки?

– По-разному бывало.

– Хочешь со своими повидаться? – нашелся Беспалов.

– Отчего ж не хочу…

– Вспоминай тогда, где прятал деньги?

– Так не деньги, гражданин начальник, монеты золотые.

– Где?

– На моем участке, в огороде.

– Едем!

Не прошло и получаса, как темно-зеленый ГАЗ-69 остановился у калитки уютного деревянного дома Глузиных, и через запыленное стекло автомобиля Илья Исаакович в одно мгновенье успел заметить, как жена копает в огороде картошку. Из-под белого платка торчали мокрые от пота пряди сбившихся волос, задранный подол юбки оголил загорелые не по годам крепкие колени, расставленные на ширину плеч между плетеной корзиной с убранными клубнями. И было в этой картине что-то до боли привычное, будничное, как будто ничего не изменилось в крестьянской жизни, с той лишь разницей, что это он по обыкновению копал картошку, стараясь уберечь благоверную от тяжкого труда. Разумеется, отныне супруге придется привыкать все делать самой, и привыкнет она очень скоро, если этого уже не случилось, ибо и сейчас заметно, с каким умением она нагибается за очередным овощем. А его, уважаемого всеми Ильи Исааковича, нет рядом. Как будто стерли ластиком, исключили из жизни… Отчего? Разве не для нее он старался добывать средства, чтобы ни она, ни дети ни в чем не нуждались? Неужто такой судьбы он желал, когда горбатился на Бородина и товарищей? И что видел в жизни, кроме тяжелого труда?

– Ну, что замер? Идешь на очередные раскопки? – отвлек его от грустных мыслей Беспалов.

– Гражданин начальник! Дозвольте без наручников идти! Там же жена моя, как перед ней показаться в таких браслетах? Не сумневайтесь, не сбегу, некуда мне…

Турович с Беспаловым переглянулись, капитан утвердительно кивнул, и лейтенант достал из кармана ключ от наручников.

– Пусть идет…

Глузин робко ступил на землю запыленными от кладбищенских раскопок кирзовыми сапогами и, постояв с минуту в нерешительности, двинулся в сторону калитки. Залаяла собака, не узнав хозяина в тюремной робе, на лай из огорода прибежала жена и со слезами бросилась мужу в ноги.

– Я знала, мне сон приснился, что вернешься скоро…

– Ну что ты, Наталья, хватит, не плачь…

– Как это, Илюшенька, как не плакать! Отпустили, что ли? Я же была там на днях, денег привезла, что нашла за печкой… Верила, что все будет хорошо, деньги помогли, правда? – обнимая и целуя в небритые щеки супруга, женщина вытирала накатившие от нежданного счастья слезы. – Вот картошку без тебя стала копать…

– Сын с дочкой где?

– В Минск поехали, адвоката искать, – Наталья вытерла пыль со лба и тут же осунулась, заметив у забора группу незнакомых мужчин в штатском.

– Это с тобой?

– Да, Наташа, со мной. Меня не отпустили, как видишь, просто разрешили повидаться, проститься, взять кое-что на огороде…

– Ирод ты, несчастный! Проститься! Это как? – остолбенела Наталья. – Что взять на огороде? Картошку? Зачем это?

– Не волнуйся, я знаю, что делаю.