Копи Хаджибейского лимана

— Вот те и раз! — какая-то баба хлопнула себя по толстым бокам. — Газетчик — и не знает! Да весь город за уши стоит, шо ночью банду Кагула перестреляли! Гора трупов шо твой хипиш с Мя-соедовской! А он тебе раз — и ша!

— Банду Кагула перестреляли? — тупо повторил Сосновский, почувствовав себя так, словно его бросили в ушат с ледяной водой.

Тут терпение лопнуло у всех собравшихся сразу, и на Володю со всех сторон обрушились самые невероятные подробности.

Из них выходило, что героический следак Фин-гер устроил Кагулу подставу, засев на месте очередного налета. А когда бандиты явились, попались как кур в ощип. Люди Фингера открыли стрельбу и перебили почти всех людей Кагула. А тех, кто был ранен, передушили голыми руками. Весь двор был усеян трупами. Кагулу, правда, удалось ускользнуть. Но все равно — банда его понесла существенные потери и разгромлена полностью. А Фингер клянется, что сегодня или завтра Кагула возьмет...

Ошарашенный, Сосновский буквально вылетел из лавки. Разгром банды налетчика, терроризирующего весь город, — это было настолько серьезное дело, по сравнению с которым меркло все остальное!

Кроме того, у Володи была еще одна причина мчаться в редакцию, не жалея ног. Нужно было узнать, во что бы то ни стало узнать — жива ли женщина из банды Кагула. Та женщина, которая принимала участие в каждом налете. И из-за которой сердце Володи мучительно болело, как воспаленный нарыв, заполненный живой, пульсирующей кровью.

А по редакции уже метался Савка, который с порога выпалил:

— Где тебя носит? Тут тебя начальство со всех ног требует! Такой шухер, шо мама не горюй!

В кабинете начальства Сосновский был сух и сдержан. Партийный руководитель выдавал инструкцию.

— Нужно сделать главный акцент на качественную, высокоуровневую работу народной милиции, которая обезвредила банду самого опасного преступника в городе, и успокоить слухи, которые бурлят в обществе, — пафосно декларировало начальство.

— Но ведь Кагул не арестован, — произнес Володя, который никогда не мог сдерживать свой язык.

— Арест бандита — дело времени! В ближайшее время будет задержана оставшаяся на свободе часть банды, в том числе сам Кагул и его подельни-ца, — отрезал руководитель.

— В городе ходят слухи о большом количестве трупов, — снова сказал Сосновский, — сколько их было на самом деле?

— Что вы себе позволяете? — взвилось начальство. — Мы с вами слухи будем комментировать? Вы, редактор советской газеты, прислушиваетесь к болтовне бабок? Ни о каких трупах не писать! Ляпнете что-либо подобное, вы мне головой ответите! Идите и четко выполняйте инструкцию! Ваша задача — это писать то, что вам положено, именно так и должен поступать хороший журналист.

С этими словами начальство сделало царственный жест ручкой и выставило Володю за двери.

Сосновский собрал спешную планерку, однако говорил на ней только об одном. Вместо обычного обсуждения разных дел он уделил все внимание резонансному происшествию. К моменту начала общего собрания официальные данные о происшедшем были уже у него на столе.

С удивлением Володя узнал о том, что убит всего один бандит. Второй, как сообщили из НКВД, арестован и дает признательные показания. Но о количестве жертв Сосновский велел не писать — он был слишком опытным газетчиком, чтобы нарушать инструкции.

Ограбление обувной артели и разгром банды Кагула обещало стать самым резонансным делом в последние дни, отодвинув на второй план убийства детей, о которых и так писали мало. Володя уже знал, что Фингер радостно потирает руки: против Кагула и его подельников достаточно много улик, всех арестуют. Фингер уничтожит банду Кагула.

Ни одна редакционная планерка еще не заканчивалась так быстро. Сотрудники переглядывались, не узнавая своего шефа, который ни к кому не придирался и выглядел более хмурым, чем обычно. Раздав четкие инструкции, он заперся в своем кабинете, где не отходил от телефона. Звонить пришлось долго — Сашко Алексеенко был на каком-то заседании и появился в своем кабинете не скоро. Длинные гудки убивали Володю, рождая в его душе жуткое чувство паники.

Воображение рисовало страшные картины. Вот Таню в наручниках усаживают в черный «воронок». Она избита, ноги босы... Допрос... Таня подписывает признательные показания. Мрачные, слишком высокие стены тюрьмы... Это здание для Соснов-ского давно уже перестало быть Тюремным замком и стало просто тюрьмой. Кованые решетки, которые захлопываются за Таней... Ворота, со скрипом отрезающие обратно путь в мир. Адская дорога в один конец. Сосновский страшно мучился, сам не понимая, почему так мучается. Приблизительно такое же чувство он испытывал в тот давний момент, когда из разных источников узнал, что Таня вступила в банду Кагула. И что подельница бандита, многоликая девица с адскими способностями к перевоплощению — это она, Таня.