– О, ну это серьезно, – Гория цокает языком, наши взгляды схлестывается. Я вижу в его глазах борьбу с самим собой и желание понять, что же происходит. Но в очередной раз он вынужден пойти мне навстречу и при этом остаться в неведении.
– Пришлите сумму, как обычно, моему финансисту. Все переводы будут сделаны в тот же день. И да, оформим как пожертвование от анонимного спонсора, – уверяю, что помню о его просьбах, и Гория заметно успокаивается.
На выходе из кабинета достаю мобильный телефон. Звонков много. От Щедрина, от начальника моей охраны, от матери… Нужно не допустить, чтобы она переговорила с отцом. Она послушается, она покорная верующая женщина и с достоинством примет недуг своего мужа, не задавая лишних вопросов.
– Как он? – спрашиваю в трубку, набрав номер начальника охраны.
Рустам спокоен как танк, значит, волноваться мне не о чем. Рахимов под присмотром.
– Нормально, сидит кино смотрит, – усмехается он по ту сторону связи.
– Какое еще кино?
– Да включил ему видео про каннибалов и расчлененку. Реальные кадры пыток из Афгана, кровища, все дела. Пусть развлекается парень.
– Ты к нему, главное, баб не подпускай. Он их своей смазливой рожей на глупости толкает. Ирму не нашли? – задаю очередной вопрос, посматривая на часы.
– Найдем, шеф, – успокаивает меня. – Найдем и проучим, – снова усмехается. Знаю я, какие он планы насчет грудастой администраторши лелеет. Все парни на нее давно слюни пускают, ну, пусть найдут и угомонят похоть. Тварь заслужила.
Мне, честно, до звезды, что с ней сделают. Доверяю Рустаму. Каждый должен быть наказан за свои преступления, в соответствии с тяжестью. Поблажек и исключений не будет ни для кого.
– Этот… пленник говорит, что что-то важное тебе сказать хочет, Рамиль, – сообщает Рустам спустя время.
– Выторговать себе жизнь он хочет, а язык у него всегда хорошо подвешен был. Пусть посидит сначала, потом разговаривать будем.
– Понял, шеф.
Нажимаю «отбой», постукивая трубкой по ладони. Рахимов, конечно, последняя падаль, и я его урою, как только увижу, поэтому надо дать себе время, прежде чем ехать к нему. Вряд ли он что-то интересное или важное скажет, скорее, это какой-то блеф, чтобы вытянуть себя из преисподней, но всё же он имел странные тайные связи с отцом, общался с ним и выполнял приказы. Возможно, я узнаю что-то новое.
В сопровождении медсестры прохожу в палату к отцу, видя похожее на труп тело, утыканное проводами. На лице кислородная маска. Поговорить не удастся, но я и не желаю беседовать с ним. Противоречивые желания раздирают на части. Одновременно хочется прикрыть дверь и отодрать все датчики с его тела, вытащить все иглы.
Вытрясти из старика душу и потом прикончить на месте, выстрелив прямо в лоб. В то же время хочется спросить, как он мог. Как, сука, как? Сжимаю кулаки и делаю несколько коротких шагов вперед, к койке. Восковое лицо и тонкие губы отца напряжены даже во сне. Дыхание прерывистое, руки слегка подергиваются.
Спишь ли ты, отец? Варишься в своем безумии? Победил ли ты своих демонов? Как ты мог? Как же ты мог?
«…выпусти пулю старому шакалу в лоб. И тогда ты получишь своих женщин»… – продолжают звучать в голове его слова, отдаваться эхом и снова причинять боль, резать по живому.
Кажется, он сейчас очнется, просверлит меня взглядом и начнет выплевывать желчные приказы.
Не могу и не хочу его касаться, омерзение налипает на кожу ощутимой пленкой, содеянное отцом напрочь стирает сыновний долг, детские воспоминания, уважение, которое я должен испытывать к главе семьи.
Вычеркиваю его из жизни, выбрасываю, как мусор. Закрываю и эту дверь. Прохлада больницы превратила тело в лед. Хочется выйти наружу и ощутить на себе солнечные лучи.
Вспоминаю улыбку Марьяны. Внезапно, просто так, вдруг. Этот образ ощущается как удар под дых. Укладывает в нокаут. Всего лишь воспоминание об улыбке – и я поплыл. Пиздец.
Надо что-то с этим делать. Желание поехать к ней выкручивает внутренности, перемалывает на части. Я не жилец без нее, живу вполсилы, дышу вполсилы, как будто скован железными оковами.
Что за херня творится в моей жизни, что я полностью потерял контроль? Распихал родных по палатам, откупился от врача деньгами, но сам чувствую себя больным и безумным.
Потому что она не рядом, а мне кажется, что у меня руку оторвали или ногу, боль накатывает без конца.
Как она? А вдруг ей плохо? Вдруг она беременна и пострадала? Лежит у себя дома, зажимая живот? Мучается от боли. Вдруг старик вколол ей какой-то препарат? Почему-то именно сейчас, когда я разобрался с Ланой и отцом, мозг начинает работать вдвое активнее и подкидывать мне различные варианты событий.
Не успокоюсь, пока не пойму, что с ней всё в порядке. Да и попрощаться хочу, сказать в лицо, почему ее отпускаю. Признаться, боюсь увидеть радость на лице, облегчение, что наконец от меня избавилась. Боюсь, что не смогу отпустить, но всё же не могу сопротивляться самому себе.