Корабельная сторона

«Неужели улетит?!» — ужаснулся он. Но озерная красавица трепыхнулась раз-другой и снова успокоилась. И тогда пропела семидесятисантиметровая стрела, оперенная петушиным пером, оснащенная острейшим стальным наконечником. Почуяв опасность, утка вскинула крылья, но было уже поздно. Стрела, пущенная Меткой Рукой, точно поразила цель, войдя под левое крыло, вышла под правым.

— Удача! У-ра! — завопил Санька, бросаясь в озеро за добычей.

Когда он мокрый, но торжествующий вылез на берег, Кимка и Зойка уже поджидали его. Меткая Рука, размахивая редким трофеем, заорал, приплясывая:

— Вот она! Вот она, уточка моя!.. Вот она! Вот она, уточка моя!..

— Па-а-ду-ма-сшь! — процедил Кимка сквозь зубы.— Я прошлый раз не то что утку, а…— и растерянно умолк, поняв, что пожарничихин петух, подстреленный им в прошлый раз, в данном случае выглядел бы довольно жалко.

А Санька продолжал скакать вокруг костра, не выпуская из рук добычи. Когда же первые — самые неистовые — волны восторга несколько поулеглись, Меткая Рука, швырнув к ногам Зойки трофей, произнес с пафосом:

— Возьми, о бледнолицая женщина, эту куропатку, пусть в твоем вигваме будет сегодня праздник!

Горбушка подняла утку и растерянно произнесла:

— Но-о… это же… мартын!..

— Как мартын?!

— Мартын! Самый настоящий мартын! Охо-хо-хо-хо! — закатился Соколиный Глаз, всплескивая руками.— Аха-ха-ха!.. Вот это «утка»!..

— Хи-хи-хи-хи! — завизжала Зойка, падая на траву.— Ай да Меткая Рука — знаменитый охотник на львов и тигров!..

Санька, от обиды чуть не плача, метнулся в чащу. Он бежал, не разбирая дороги, как вспугнутый охотниками кабан, тараня заросли лозняка и чакана. Сейчас ему хотелось одного: не видеть этих противных хохочущих рож. А вслед ему неслось:

— Саня, куда ты? Вернись!.. Сейчас жар-кое поспеет!.. Охо-хо-хо-хо!..

Забравшись в непролазную гущу чакана, Санька рухнул лицом вниз и заплакал. И заплакал он не от обиды, не оттого, что попал впросак, а от жалости к нечаянно застреленному мартыну. Как он ни жмурился, как ни вертел головой, безжизненное тельце птицы не исчезало. Оно было рядом, возле зажмуренных глаз. На серовато-белых перьях поблескивали бусинки крови.

Впервые в своей жизни Санька, нежный и мечтательный Санька, убил живое существо. И пусть это был всего-навсего глупый, жадный охотник за рыбой, мальчику от этого не было легче.

Выплакавшись, Санька дал себе твердую клятву никогда больше не поднимать руку на живое существо, пусть даже это будет хищник! Он, Санька, не создан для убийства!

Стало зябко. Мокрая одежда неприятно липла к телу. Трава и чакан осуждающе перешептывались. Санька глянул вверх: высоко над головой мерно покачивались верхушки деревьев, плыли легкие облака. По ним он определил, что ветер задувает с севера.

Донесся приглушенный крик друзей:

— Санька, где ты?! Дуй сюда!.. Начинаем испытание!.. Ого-го-го-го!..

Меткая Рука, с трудом продираясь сквозь заросли, пошел на голоса. А Кимка с Зойкой продолжали голосить:

— Саня!.. Санечка, ау!.. Отзовись!.. Откликнись!..— В их голосах чувствовалась тревога. Меткая Рука был субъектом хотя и вспыльчивым, но отходчивым и добрым. Уверившись, что друзья всерьез обеспокоены его отсутствием, громко откликнулся:

— Го-го-го, братцы-астраханцы, иду-у!!

— Ага-га-га-га!.. Держись на голос!..

— Держусь!..

И вот горе-охотник снова у костра, он зябко тянется к ленивым язычкам угасающего костерка.

— Сейчас мы его оживим! — Кимка хватает охапку хвороста и подбрасывает в костер. Пламя оживает. Сухие ветки весело потрескивают, подбрасывая вверх золотистые искры. Санька оттаивает. Оттаивают и лица его приятелей.

Меткая Рука незаметно осматривается, больше всего на свете он сейчас боится натолкнуться взглядом на добычу. Но ее нет, она исчезла бесследно. Санька облегченно вздыхает. Зойка с Кимкой тоже. Снова запели птахи. День снова становится удивительно радостным и ароматным!

— Сань, а ты одежку просушил бы,— предлагает Зойка.

— И то правда,— соглашается Меткая Рука. Снимает рубаху и штаны, вешает их на скрещенные рогатины и пристраивает все сооружение над огнем.

— Зой, а ты — молоток. И как ты догадалась с нами пойти? — говорит Санька, поворачиваясь спиной к огню.— И даже про испытание пронюхала!

— «Пронюхала»?! — удивляется Горбушка.— А записка? Разве не вы с Кимкой ее написали? — И Зойка протянула Саньке злополучную записку.

— А я думал…— промямлил Меткая Рука и осекся. Не скажешь ведь этой свойской девчонке, что письмо было задумало как дурацкая шутка над Кимкой. Чего доброго, разобидишь всерьез и Зойку и Кимку…— Да, конечно… а я про нее совсем было позабыл,— добормотал Санька, краснея. И бросил письмо в огонь.

Порывы ветра усиливаются. Но это можно определить лишь по шуму деревьев да по стремительному бегу облаков. На Никишкином озере по-прежнему тихо.

— Одевайся, простудишься еще! — кивнул Соколиный Глаз на подсохшую Санькину одежду.

— Сейчас! — Тело у Меткой Руки и впрямь стало покрываться «гусиной кожей». От пропахших дымком брюк и рубашки исходит благодатное тепло. Натянув их, Санька блаженно заулыбался.