Читаем Корабельная сторона полностью

Кимка с Санькой тоже слушали и смеялись, забившись в темный уголок кубрика. За бортом шуршал раскрошенный винтами парохода лед, мерно пыхтели машины, было так уютно и тепло, что краснокожие скоро задремали.

Сквозь сон до них долетали какие-то крики и отчаянная ругань, скрипели колеса телег, грозно гукали полуторки. А струны гитары мягко жужжали, выпевая одну песенку за другой.

— Эй, пацаны! — растолкал кто-то Кимку и Саньку.— Чего дрыхнете в этой дыре? Спать, что ли, больше негде? — человек среднего роста пытливо заглядывал им в глаза. На нем поверх полушубка был надет парусиновый балахон, капюшон которого прикрывал пушистую меховую шапку.— Может, вам ночлег организовать?

— Спасибо, дяденька, нам не надо!

Человек рассмеялся:

— Какой я вам «дяденька», мне, дорогуши, лишь в ноябре исполнится восемнадцать!..— И говорящий смешно как-то забулькал горлом.

— Ты что? — забеспокоился Кимка. Бульканье усилилось.

— Может, он так смеется,— предположил Санька.

— В точку угодил, в самую корочку,— поддакнул неизвестный, прекращая булькать.— Эге, да это, никак, наши, заводские! — обрадовался словоохотливый человек.— Домой собираетесь?

— А куда же?

— Тогда пошли наверх. У меня подвода с мукой, подвезу!

Обрадованные мальчишки поднялись на палубу, как раз «Чугунов» ошвартовывался на трусовской стороне. Положили широкие толстенные сходни. Первыми на берег выкатились две грузовые машины, гужовикам дорогу открыл новый Санькин и Кимкин доброжелатель.

— Как тебя зовут-то? — спросил Соколиный Глаз, поудобнее устраиваясь на мешках с мукой. Меткая Рука занял позицию на передке, рядом с возницей.

Санька одет был довольно сносно: на нем была добротная шинелька, перешитая из отцовой, кожаная шапка-ушанка, на ногах — крепкие ботинки. Кимка ежился под стареньким — заплата на заплате — пальтишком. На нос ему сползала буденовка — подарок отчима, на ногах шмыгали чеботы с загнутыми носами — подарок Марии Петровны. Зато руки его покоились в мягких шерстяных рукавичках, на которые были надеты еще две пары галиц — стеганые, на вате, и брезентовые.

— Так как тебя зовут-то? — переспросил Кимка, поправляя буденовку, налезающую на глаза.

— Акаквас…

— Странное имя,— машинально обронил Соколиный Глаз.

Возчик расхохотался.

— А вы кто такие?

—  Я — Кимка, он — Санька… А ты, выходит,— Акаквас!

— Ты, малый, что — дурак от природы или напускаешь? — возчик недобро прищурился. Его маленькое черномазое личико стало неприятным: верхняя губа вздернулась, обнажив мелкие острые зубки, нос расплющился, проворные глазки потонули в щеках.

Соколиный Глаз тоже разозлился:

— А ты задавайся-то не очень, а то в два счета у нас схлопочешь!..

— Да ну?! — такой оборот в разговоре парню явно пришелся по вкусу.— Слушай, мил человек, а ты, случаем, не Боб Железная Рука?

— Угадал! — Кимка спрыгнул с телеги.— Пошли, Сань, пешком. Нужда была ехать с этим недопеченным караваем!..

— Ладно, шабра, не кипятись.— Возчик улыбнулся уже по-хорошему,— Я же для твоего сугрева затеял этот разговор. Тепло ведь стало?

— Тепло,— опешил Кимка, снова на ходу вспрыгивая на мешки.

— А теперь давайте знакомиться по-настоящему.— И он протянул Кимке руку.— Абдулка Агабабин. Работаю возчиком на заводской пекарне. А вы школярские души?

— Угу. Ученики восьмого класса. Я — Кимка Урляев. Он — Санька Подзоров.

— Это не милицейского ли начальника сынок?

— Не милицейского, а сын чекиста,— обиделся за друга Кимка. Милицию Соколиный Глаз уважал, но все-таки не так, как контрразведку.

Но для Абдулки, как видно, это было одно и то же.

— Па-ду-маешь,— сказал он.— Чекист-мекист — одна вожжа… Куда дернут, туда и пойдешь!..

— А ты не дергай куда не надо,— отпарировал Кимка.

— А я и не дергаю,— согласился Абдулка,— Мы закон хорошо знаем: когда говорят «но!» — надо ехать, когда говорят «тпру!» — будем стоять… Степушка этого не понимал, потому теперь и свищет в кулак далеко-далеко… там, где воют медведи.

Ребята насторожились. А что, если это как раз и есть тот след, о котором говорил Сергей Николаевич? Санька решил подбросить приманку:

— Слушай, Абдулла, а ведь мы тебя видели в обществе Степки Могилы, не так ли?

Лицо у возчика сделалось неподвижно-замороженным, потом оттаяло:

— Факт, видели,— согласился он, понижая голос до шепота.— Выполнял специальное задание капитана Подзорова. Только вы никому об этом ни слова, даже Бородину. Я и сейчас…— И он поднес палец к губам: — Ни-ни!

— Ни-ни! — повторили Соколиный Глаз и Меткая Рука.

Абдулка помолчал, подумал и добавил значительно:

— Возможно, вы мне понадобитесь. Ждите сигнала…— и как ни в чем не бывало закончил,— а вот и пекарня!.. Прошу, граждане хорошие, очистить тарантас!..

Ребята спрыгнули с телеги и бодро зашагали домой. 

Глава одиннадцатая

Перейти на страницу:

Все книги серии Мальчишкам и девчонкам

Похожие книги

Ведьмины круги
Ведьмины круги

В семье пятнадцатилетнего подростка, героя повести «Прощай, Офелия!», случилось несчастье: пропал всеми любимый, ставший родным и близким человек – жена брата, Люся… Ушла днем на работу и не вернулась. И спустя три года он случайно на толкучке, среди выставленных на продажу свадебных нарядов, узнаёт (по выцветшему пятну зеленки) Люсино подвенечное платье. И сам начинает расследование…Во второй повести, «Ведьмины круги», давшей название книги, герой решается, несмотря на материнский запрет, привести в дом прибившуюся к нему дворняжку. И это, казалось бы, незначительное событие влечет за собой целый ряд неожиданных открытий, заставляет подростка изменить свое представление о мире, по-новому взглянуть на окружающих и себя самого.Для среднего и старшего школьного возраста.

Елена Александровна Матвеева

Приключения для детей и подростков
Белеет парус одинокий. Тетралогия
Белеет парус одинокий. Тетралогия

Валентин Петрович Катаев — один из классиков русской литературы ХХ века. Прозаик, драматург, военный корреспондент, первый главный редактор журнала «Юность», он оставил значительный след в отечественной культуре. Самое знаменитое произведение Катаева, входившее в школьную программу, — повесть «Белеет парус одинокий» (1936) — рассказывает о взрослении одесских мальчиков Пети и Гаврика, которым довелось встретиться с матросом с революционного броненосца «Потемкин» и самим поучаствовать в революции 1905 года. Повесть во многом автобиографична: это ощущается, например, в необыкновенно живых картинах родной Катаеву Одессы. Продолжением знаменитой повести стали еще три произведения, объединенные в тетралогию «Волны Черного моря»: Петя и Гаврик вновь встречаются — сначала во время Гражданской войны, а потом во время Великой Отечественной, когда они становятся подпольщиками в оккупированной Одессе.

Валентин Петрович Катаев

Приключения для детей и подростков / Прочее / Классическая литература