Корабельная сторона

— Эй, шабра! — крикнул он, подмигивая Саньке.— Моя твоя друг? Друг. Тогда моя твоя угощай, твоя моя давай снегокаты! — Абдулка явно дурачился. Но Меткая Рука не обиделся, а ответил в тон:

— Моя твоя даст лыжи, а ты чем нас порадуешь?

Абдулка достал из кармана аппетитную горбушку хлеба и протянул Саньке. Меткая Рука разломил ее пополам и, спрятав половинки за спину, спросил Кимку:

— В какой руке?

— В левой!..

— На!..

Аппетитно захрустела подрумяненная ржаная корочка… Агабабин, взяв Санькины лыжи, полез с ними на горку. Съехал он лихо, покачнулся было, но на ногах удержался.

— Ну как? — спросил он, подкатывая к восхищенным друзьям.

— Здорово! — похвалил Кимка.

— Экстра-класс! — заявил Меткая Рука.— Ты, Абдулла, прирожденный спортсмен…

Лицо Абдулки расплылось в улыбке, щеки превратились в наливные яблоки, нос — в кнопку, глазки — в щелки…

— Якши! — поцокал он языком.— Мы и не такое можем! Приходите как-нибудь ко мне в гости — ахнете! — и он подмигнул снова.— Адрес скажу при следующей встрече!.. А пока — прощевайте… дела!..— И Агабабин, помахав рукой, скрылся в ближайшей улочке.

— Интересный тип,— задумчиво сказал Санька.— Что-то ему от нас надо. А вот что — хотел бы я знать!..

Кимка нахмурился:

— Не нравится он мне. Склизкий какой-то…

— Не склизкий, а скользкий,— поправил Санька.

Кимка обиженно засопел, но спорить не стал.

Дружба с девчонками налаживалась. В воскресные дни мальчики со своими подружками делали вылазки в ближайшие кинотеатры на дневные киносеансы. По вечерам частенько задерживались в школе, в пионерском уголке: охотно брались за любую общественную работу — клеили фотомонтажи, писали плакаты, корпели над стенной газетой…

Записались было все вчетвером в драматический кружок, но после распределения ролей так же дружно выбыли: главных ролей им не предложили, а играть второстепенные они отказались сами.

Много читали, в основном из русской классики — Горького, Льва Толстого, Алексея Толстого, Тургенева, Гоголя…

Взялись было за Золя, но тут же остыли. Не произвел на них впечатления и Флобер. Зато Марк Твен покорил окончательно. Дважды вслух перечитали «Маугли» Киплинга. Попытались даже разыграть наиболее яркие сценки из этой книги (битву волков с рыжими псами), но затея провалилась. Во-первых, дело должно было происходить на реке в летнюю пору, а сейчас на дворе хозяйничали морозы, во-вторых, ни один из знакомых мальчишек не соглашался даже на самое короткое время превратиться в рыжего пса…

Кимка понимал, в чем дело: мальчишки боялись заработать эту кличку на веки вечные. Тут не помогали ни самые страшные клятвы, ни самые честные заверения.

Так и пришлось отказаться от превосходной затеи.

— Не беда,— успокоил Меткая Рука,— отложим до лета. Уж летом непременно что-нибудь да придумаем…

Дни летели незаметно. Кажется, только что были январские праздники, а вот уже за спиной и первая половина февраля.

Сегодня у Подзоровых нечаянная радость: нежданно-негаданно заявился домой Григорий Григорьевич. На месячный отпуск, как объявил он сам. Левая рука у него была на перевязи, забинтована часть кисти и запястье.

— Пустяки! — отмахнулся Подзоров-старший.— Нечаянно в лесу на сук напоролся… Уже почти зажило…

Мария Петровна поверила, а Санька с Кимкой нет, уж кого-кого, а их не проведешь: «Хорошенькая царапинка!.. А боевой орден за что же?!»

Орденом боевого Красного Знамени младший Подзоров гордился больше старшего. А Настенька Казанкова сказала недвусмысленно, что вот такого геройского мужчину и она бы полюбить смогла, будь он помоложе…

От этих слов Санька было пришел в восторг, но, поразмыслив, раскусил тайный яд, вложенный гордой отличницей в это признание, и приуныл… Не такой, значит, он, какого она хотела. Но унывал он недолго. Руководство бригадой юных разведчиков требовало от Саньки собранности, подтянутости и внутренней дисциплины. Так что неудавшаяся любовь отодвинулась куда-то в сторону и… позабылась.

А тут нагрянули такие события, по сравнению с которыми все прошлые оказались сущим пустяком.

Вскоре после приезда Григория Григорьевича к Подзоровым пожаловала чета Бородиных. Пока Мария Петровна проводила с Леной конференцию по кулинарному искусству, Сергей Николаевич поведал мужчинам один секрет:

— Из мест заключения бежал Степка Могила. Бежал, ранив охранника и лесника… Так что будем держать ухо востро! А ты,— он посмотрел на Саньку,— не теряй «дружбы» с Абдулкой. Ниточка верная!

Григорий Григорьевич согласно кивнул головой. Видимо, был в курсе всего, что происходило в городе.

А на другой день состоялся интереснейший разговор с СИМом. Семен Иванович пригласил в учительскую Саньку и Кимку, уселся с ними в уголок на диване и начал хоть и торжественно, но, как всегда, прямо с сути:

— Вот что, дорогие друзья, отрочество ваше кончилось, а когда — не заметили ни вы, ни мы… И ваши дела, и ваши поступки говорят о том, что вы прочно шагаете по тропинке юности, по правильной тропинке…

Историк снял очки, протер их чистейшим носовым платком, водрузил их снова на нос и изрек: