– Наверное, я бывал в этом доме, – равнодушно сказал Дидди Шовел, – еще мальчиком. Много, много, много лет назад. Дэннис теперь первоклассный плотник. Плотник из него получился лучше, чем рыбак. И для Джека это было большим облегчением – после всего того, что случалось с Баггитами в море, у Джека остался смертельный страх, хоть он и проводит на воде столько времени, сколько может. Он не хотел, чтобы его мальчики стали рыбаками. Именно поэтому, разумеется, оба до смерти хотели именно этого. Джек говорил им, что это тяжелая, очень тяжелая жизнь, в конце которой нечем похвастать, кроме загубленного здоровья и бедности. И очень велик шанс утонуть в одиночестве в ледяной пучине. Что и случилось с его старшим сыном Джессоном. Погода внезапно ухудшилась, лодка, до отказа набитая рыбой, обледенела и перевернулась на Мешковатой отмели. Прогнозировали умеренное волнение, но внезапно налетел шторм. Тут, на берегу, все стало серебряным – обросло жутким инеем: он ведь чем красивей, тем опасней. Еще чайку?
Он подлил крепкого черного чая Куойлу, у которого язык и так уже был шершавым, как у кошки.
– Ну так вот. Дэнни едет в Сент-Джонс, устраивается в подмастерья к известному тамошнему плотнику – если не ошибаюсь, Брайану Коркери, – изучает ремесло досконально, от сколачивания каркаса до полировки. И что он делает потом? Заметь, это была его первая работа. Он нанимается корабельным плотником на «Полярный клык»! Тот ходил тогда из приморских провинций Канады в Европу, дважды – в Японию, вдоль побережья в Нью-Йорк. Дэннис обожал море и корабли так же, как Джек и Джессон. Будь его воля, он бы всему другому предпочел рыбную ловлю. Но Джек об этом и слышать не хотел.
Как же он бесился! Уму непостижимо. Он ведь думал, что, став плотником, Дэннис будет в безопасности, на берегу. Понимаешь, он боялся, боялся за него. А мы часто ополчаемся против того, чего боимся. И Джек оказался прав. Он знал, что море на всех Баггитах поставило свою метку.
Как-то случился у нас очередной зимний шторм. «Полярному клыку» не повезло, он оказался в этот момент в открытом море. Милях в двухстах к юго-востоку от Сент-Джонса. Февральские штормы очень свирепы. Холод, сорок футов под килем, ураганный ветер дует со скоростью пятьдесят узлов. Тебе, мистер Куойл, когда-нибудь доводилось оказаться в море во время шторма?
– Нет, – ответил Куойл. – И желания не испытываю.
– Такого не забудешь никогда. После этого каждый раз, стоит только услышать шум ветра, ты будешь вспоминать эти леденящие душу стоны, водяные горы, гребни волн, рвущиеся в пенные клочья, и скрежет корабля. Это всегда страшно, но в тот раз была самая середина зимы, холод стоял ужасный, поручни и весь такелаж покрылись коркой льда, и на судно легли тысячи фунтов дополнительной тяжести. Снег валил так густо, что за этими окнами был лишь слышен белый рев. Я не видел улицы внизу. Обращенные на северо-запад стены домов снег облепил слоем в фут толщиной, твердым, как сталь.
Чай совсем остыл в чашке Куойла. Он весь обратился в слух. Старик ссутулился, слова с шипением протискивались сквозь его стиснутые зубы. Страшные воспоминания с клекотом вырывались изо рта вместе с черным дымом.
– Корабли пытались укрыться в безопасных гаванях, сигналы бедствия неслись вдоль всего северного побережья Атлантики – от прибрежных вод Канады до Европы. На танкере-химовозе снесло мостик вместе с капитаном. Сухогруз, перевозивший железную руду, пошел ко дну вместе со всей командой. Болгарский рыболовный траулер переломило пополам, все матросы погибли. Корабли, стоявшие в гавани, срывало с якорей, и они вреза́лись друг в друга. Страшный шторм. Спасения не было нигде. И «Полярному клыку» досталось. Море не место для прогулок. Капитан держал скорость, достаточную лишь для того, чтобы поддерживать рулевое управление, и шел попутным ветром, надеясь выдержать шторм. Надо тебе когда-нибудь расспросить об этом Дэнниса. Кровь в жилах стынет, как подумаешь, какую кару принял тогда на себя корабль. Все окна в рубке выбило. И кругом – ничего, кроме моря. Всю ночь люди думали лишь об одном – дотянет ли судно до утра. Ту кошмарную ночь они пережили. Но единственная перемена, которую принес дневной свет, состояла в том, что теперь они могли видеть чудовищные валы, обрушивавшиеся на них, всю ярость взбесившегося моря.
А вскоре после рассвета перед ними поднялась стена воды, которая, казалось, вобрала в себя пол-Атлантики, и следом – адский взрыв. Дэннис рассказывал: он подумал, что судно врезалось в айсберг или что-то взорвалось на борту. Он после этого на какое-то время оглох. Но это было море, которое корабль принял на себя. Стальной корпус «Полярного клыка» под тяжестью этой волны дал трещину посередине почти в дюйм шириной, протянувшуюся от правого борта до левого.
И вот они, носясь взад-вперед, стали замешивать цемент, пытаясь залепить им трещину, сдирать деревянную обшивку – делать все, чтобы остановить воду, вливавшуюся внутрь и заполнявшую трюм. Скоро они уже бегали по пояс в воде.
Он промочил горло большим глотком чая.