«Это длится слишком долго, – с растущим беспокойством подумала Эвелин. – Мы уже должны быть в пути».
– Локализатор расположен внутри корпуса, – сказал один из сервомеханизмов. – Чтобы его удалить, необходима операция, занимающая около двадцати минут.
«Слишком долго, – подумала Эвелин. – Скремблера будет достаточно».
– Ну хорошо, – сказала она. – Адам уже готов?
Старик в мобилизаторе издал булькающий звук.
– Корректировка еще не состоялась. В настоявшее время он не может управлять своим мобилизатором.
Раздался голос базовой функции:
– Аурэль.
– Я слушаю.
– Я получил запрос статуса от Кластера.
– Не обращай внимания.
– Невозможно. Кластер обладает приоритетом командования. Отчет о статусе сейчас отправляется.
– Дайте мне контроль над мобилизатором, – сказала Эвелин, посмотрев на маленькие сервомеханизмы.
Сервомеханизм на колесах завершил установку стимуляторов.
– Программируется голосовой интерфейс, – сказал он. И через две-три секунды добавил: – Голосовой интерфейс установлен.
Эвелин поспешила к выходу из комнаты отдыха, мимо эмульсионной ванны со вторым Говорящим с Разумом.
– Мобилизатор, иди за мной.
Спеша из комнаты коннектора, ведомая чужими, уже тускнеющими воспоминаниями, Эвелин слышала тяжелое гудение сервомотора.
Снаружи их встретила тишина. Только ветер шелестел в кронах. Адам поворачивал голову из стороны в сторону и двигал руками и ногами, будто пытался вырваться:
– Ребекка…
– Я не Ребекка, я Эвелин, – поправила она, ведя в порт для шаттлов. Ее МФТ по-прежнему оставался единственным на площадке.
– Эвелин.
– Ева, – прокричала она. – Помните, Адам и Ева?
Когда они приблизились, люк МФТ распахнулся. Эвелин забралась на борт и убедилась, что мобилизатор тоже там. Люк за ним закрылся.
– Пилот?
– Готов.
– Мгновенный взлет. Крутой полет. Минимальная энергетическая сигнатура.
– Принял.
Включились гравитационные двигатели. Транспортное средство поднялось вверх и полетело мимо деревьев, прочь от станции коннектора.
– Цель?
Эвелин попыталась сориентироваться. Мерика, Конад, Патогония, Огненная Земля и всего лишь несколько часов сна. Сейчас они находились в Грюндландии – земле, где она провела долгие годы.
– На север.
Ей нужно время, чтобы поговорить с Адамом и спланировать дальнейшие действия.
– В море Илулиссат. Там посадите нас на мель.
Она открыла отсек с инструментами, вынула скремблер и включила его.
– Принято.
Эвелин повернулась к мобилизатору.
– Ты слышишь меня, Адам?
Престарелый Говорящий с Разумом в мобилизаторе издавал нечленораздельные звуки. Он закатил глаза; с подбородка капала слюна.
– Включить все стимуляторы, – сказала Эвелин.
– Внимание, – раздался голос конденсата разума мобилизатора – Слишком сильная стимуляция.
– Активируйте все пять стимуляторов, – сказала Эвелин.
Она понимала, что этим поставила под угрозу ментальную целостность Адама.
МФТ увеличил скорость и полетел на север. Эвелин не смотрела на показания приборов и наблюдала за стариком в мобилизаторе. Из его взгляда исчез туман, уступив место тревожному блеску. Ни одна из множества морщин не исчезла, но лицо казалось немного более живым, уже не похожим на мертвый пергамент.
– Вы меня слышите, Адам? – спросила Эвелин. – Понимаете меня?
Адам открыл рот и закричал.
Близкое небо
Это был не тот человек, который прежде сидел под ветром и дождем, а ребенок – мальчик восьми или девяти лет. Оставленный один на один с бурей и порывами ветра, он сидел там – ребенок, которого никогда не существовало. Адам осознавал, что это метафора, картинка прошлого в голове. Он оказался в теле мальчика, он стал им, видел его глазами дикое, бушующее море и вздымавшиеся барашки пены. Наступила ясность, словно луч света после темной ночи, и высветила все то, что оставалось тайным в этом искривленном мире. Свет открыл ему спрятанные тьмой факты, показал их, отделил правду от лжи. А когда он снова посмотрел на мир, буря и волны утихли, и теперь он сидел на пляже под лучезарным солнцем. Его охватила острая, словно от лезвия, боль. Она началась в животе и ползла наверх, сантиметр за сантиметром, пока не добралась до сердца. Адам пытался сопротивляться этой боли, которая, возможно, символизировала нечто большее, что скоро станет явным. Ему было необходимо еще так много понять, так много связать воедино, только бы боль, направляющая его, чуть отступила.
Но когда Адам ударил себя кулаком в грудь, то она стала настолько сильной, что он больше не мог терпеть. Он закричал. Его крик разнесся над простирающимся под серыми низкими облаками морем, и поднялся вверх, на высоту гор, таких же серых, как океан. Это был крик, который не показал ему настоящее или будущее, но обратил внимание на что-то, что осталось в прошлом, что-то, что скоро должно проясниться.
Над высоким плато дул теплый ветер, разогнавший немногие облака и заставивший тридцатидвухлетнего Адама щуриться от солнца. Вот уже три часа он ждал Ребекку рядом с исследовательским центром и спрашивал себя, почему это ожидание длится так долго.