Корабль-греза

Так что я принялся размышлять, смогу ли добиться того, чтобы, несмотря на холодный ветер, я в достаточной мере вспотел. Тогда кто-то захотел бы промокнуть мне лоб. Но это в любом случае, если бы он еще присутствовал там, сделал бы Петер. А уж никак не такая благородная старуха. К превышению своих полномочий у нее, вероятно, еще более щепетильное отношение, чем у меня. Но, может, платок выскользнет у нее из рукава, а вторично она засунет его туда небрежно. Тогда он спланирует на дощатый настил. Чтобы следующий порыв ветра не унес его вообще с палубы, мистеру Коди остается только тотчас вскочить на ноги и кинуться вслед за ним. Довольно-таки нелепое зрелище: как он пытается наступить на кончик платка, но всякий раз промахивается. Это злит его, так что он становится неосторожным. И действительно совершает рывок и в тот же момент издает крик боли. Так что он застывает, наклонившись вперед, потому что его спина не дает ему разогнуться.

Наконец, весь роман написан особым, не вполне правильным языком, и этот особый язык отражает особенности мышления господина Ланмайстера.

Вторая часть «Поэтологических тезисов» Хербста начинается с такого абзаца (ANH Poetologische Thesen, Zweiter Teil):

Но что, если всем тем, что происходит с протагонистами истории — их душевными состояниями, внутренними конфликтами, — оказывается охвачен-ной сама речь? А как она может не быть охваченной этим? Возможно ли вообще адекватно отобразить какие-то изменения, даже просто процессы, без того, чтобы изменилось также и само средство отображения?

Одна из особенностей мышления господина Ланмайстера заключается в том, что он то и дело уклоняется в сторону от основной линии своих рассуждений, вспоминая по ассоциации что-то другое или добавляя второстепенную деталь, — но потом как ни в чем не бывало возвращается к прерванной линии. Это значит, что кажущаяся нелогичность текста часто объясняется тем, что какая-то фраза продолжает не предыдущую, а, скажем, пред-предыдущую. Я покажу это на нескольких примерах, выделяя курсивом логически связанные между собой фразы (курсивы, уже имеющиеся в тексте, я убираю):

Те, кто не покидает судно, должны относиться к обладающим Сознанием — неужели я подумал: к нам? За такой мыслью все еще скрывалось некое желание. Я еще не был готов. Может, это и есть решающий признак. Когда мсье Байун вдруг отдалился от меня, мне следовало насторожиться. Тогда я был бы заранее подготовлен. А так его уход, можно сказать, меня несколько шокировал.

Но сейчас меня интересуют новенькие. Не относится ли и кто-то из них.

Ее взгляд не отпускал меня. Поэтому под моей правой рукой в тетради, которая лежала, раскрытая, у меня на коленях, бумага потемнела. Я нервничал так сильно, что стал потеть! А значит, я не мог ничего рассказать и о летающих скатах.

У кого нет камеры, тот должен такие вещи записывать. Причем Татьяна сказала бы, что это от жары.

Поэтому, чтобы не привлекать к себе внимания, я повернулся лицом к ювелирному бутику. В нем почти всегда сидит на барном табурете, за высокой стойкой, женщина, красивая совсем по-иному, нежели ты. В надежде, что продаст захваченные нами сокровища, она непрерывно печатает какие-то послания на своем мобильнике. Я еще ни разу не видел там внутри ни одного покупателя.

Поэтому я слегка сжал руку визитера. Просто чтобы помочь ему, с его болью. Которая, вообще-то, всегда сжимала мою.

Они что-то кричат мне вслед. Возможно, они заметили, каких усилий, несмотря ни на что, стоит мне этот спуск. И заносчиво высмеивают меня. Потому что солнце стоит так высоко и потому что оно такое палящее.

Другой вариант той же особенности — когда уточнение вставляется, но как-то непривычно для нас, внутрь фразы (эти вставки я выделяю курсивом):

Это смахивало на маленькое триумфальное шествие. Мадам Желле и сеньора Гайлинт вместе с, она держала его под руку, Буффало Биллом.

Но это был не плач. Так что я после стольких месяцев, или то были годы?, впервые снова заговорил. Ведь скулеж — это и есть говорение, Sto tanto male.