Со светлой палубы раздался плач золотых рожков. Из шара разлилось ослепительное свечение. Края паутины, загибаясь, потянулись друг к другу. Вот они сомкнулись над темным пространством, тени забились и закружили внутри, словно рыбы, пойманные в сеть Затем будто неведомая сильная рука подняла эту сеть, и паутина взлетела над кораблем. Теперь она была такая же яркая, как шар. Слышался тонкий, высокий отвратительный вой взятых в плен черных теней. Они сжались, рассыпались, исчезли без следа
Сеть раскрылась, выпуская маленькое облако черной пыли.
Паутина устремилась к шару, из которого возникла. Потом в мгновение ока исчез и шар! Исчезла и тьма, окутывавшая черную палубу. Высоко над кораблем кружили белые голуби, торжествуя победу.
Кентон почувствовал, как кто-то коснулся его плеча. Он поднял голову и встретился взглядом с затуманенным взором женщины по имени Шаран; теперь это была только женщина, не богиня. В ее глазах он прочел удивление, испуг, недоверие.
Кентон вскочил на ноги. Волна слепящей боли накрыла его с головой, палуба завертелась перед глазами. Он попытался преодолеть слабость, но не мог. Корабль закружился у него под ногами, а вдали кружились бирюзовое море и серебристый горизонт.
Вихрь захватил все вокруг, сам Кентон кружился внутри него, падая все ниже и ниже. Он не видел ничего вокруг. И опять он услышал завывание бури, пронзительный вой неземных ветров. Но вот ветры стихли, и трижды ударил колокол.
Кентон стоял посреди собственной комнаты! Удары колокола — это бой его часов. Шесть часов? Но ведь последним звуком, который он слышал в этом, реальном мире перед тем, как его унесло таинственное море, был третий удар часов, удар, прозвучавший лишь наполовину.
Боже — ну и сон! И все это в течение одного удара часов!
Кентон поднял руку и потрогал ушибленный висок. Он поморщился — удар, во всяком случае, был настоящий. Спотыкаясь, он подошел к кораблю и стал в недоумении его рассматривать. Игрушечные фигурки передвинулись — к тому же появились и новые! Уже не четверо, а только двое человечков находились на черной палубе. Один стоял, указывая в сторону правого борта и опираясь рукой о плечо рыжебородого игрушечного солдата с агатовыми глазами, с головы до ног закованного в сверкающую броню.
Исчезла и женщина, стоявшая в дверях розовой каюты, когда Кентон впервые увидел корабль. На пороге оказались пять стройных девушек с копьями в руках.
А та женщина стояла теперь на площадке, примыкавшей к правому борту, низко склоняясь над ограждением.
Весла корабля не были погружены в лазурные волны: поднятые вверх, они замерли перед ударом.
Кентон попытался сдвинуть человечков с места. Неподвижные, твердые, как алмаз, фигурки, казалось, вросли в палубу; какие бы усилия ни прикладывал Кентон, они не двигались.
Тем не менее фигурки каким-то образом переместились — и куда девались исчезнувшие? И откуда появились новые?
Фигурки больше не были скрыты дымкой — все контуры ясно вырисовывались. У человечка на черной палубе, который протянул руку, указывая куда-то, были маленькие кривые ноги, лысина его блестела, а на ушах висели широкие золотые пластины. Кентон узнал его — это был барабанщик.
Голову женщины украшал маленький серебряный полумесяц, по обеим сторонам которого спадали волны золотисто-рыжих волос,..
Шаран!
А там, куда она всматривалась, — не там ли именно лежал он сам, на том, другом корабле, во сне?
Тот, другой корабль? Он вновь увидел две его палубы, черного дерева и слоновой кости, розовую каюту и изумрудную мачту. Ну конечно, это один и тот же корабль! Или все это — сон? Тогда кто передвинул фигурки?
Удивление Кентона росло. Вместе с ним росло и беспокойство, и острое любопытство. Оказалось, он ни о чем не может думать, внимание его приковано было к кораблю, нервы натянуты, и весь он обратился в напряженное ожидание. Кентон взял покрывало и накинул его на таинственный корабль. Он направился к выходу, с каждым шагом вновь и вновь преодолевая сильное желание обернуться. Он с трудом вышел из комнаты, ему казалось, что невидимые руки хватают его и тянут назад. Так и не обернувшись, Кентон навалился плечом на дверь и запер ее на замок.
В ванной он осмотрел ушиб. Висок болел довольно сильно, но ничего серьезного не было. Через полчаса холодных компрессов все внешние следы происшедшего практически исчезли. Кентон размышлял, что мог упасть на пол под воздействием странных запахов, — и понимал, что все это не так.