Корабль Иштар

Мелодично прозвенел колокольчик, вспыхнула сигнальная лампочка на стене, панель плавно отъехала в сторону, и в комнату вошел Конзардине. Я рассеянно отметил, что маньчжурский принц воспользовался другим входом. Тотчас же мне почему-то пришло в голову, что я не видел лестницы, ведущей в большой зал, и что в спальне, куда проводил меня слуга, не было ни дверей, ни окон. Но в тот момент я не придал значения своим наблюдениям. Лишь некоторое время спустя я понял, в чем дело.

Я поднялся, отвечая на поклон Конзардине. Он сел к столу, не оказав никаких знаков внимания Сатане.

— Я сейчас только что рассказывал Джеймсу Киркхему о том удовольствии, которое он мне доставлял с тех пор, как я обратил на него внимание.

— И мне, — улыбнулся Конзардине. — Но боюсь, наши сегодняшние спутники этого удовольствия не получили. Кохем совершенно расстроен. Вы с ним слишком жестоко обошлись, Киркхем. Тщеславие — его самый большой грех.

Я понял, что на самом деле Вальтера зовут Кохем, и мне очень захотелось узнать настоящее имя Евы.

— А вы полагаете, ваш трюк с тряпичной куклой — изящная шутка? — сказал я. — Что же касается Кохема, то вы же прекрасно знаете, что я был весьма сдержан в своих высказываниях. В конце концов, вы сами толкнули меня на это.

— Использовать тряпичную куклу — идея блестящая, — заметил Сатана. — Она оказала очень эффективное действие.

— Просто дьявольская идея. — Я обернулся к Конзардине. — Но я выяснил, что это и не может быть иначе. Буквально перед вашим приходом я узнал, что имею честь обедать с Сатаной.

— Ах да, — невозмутимо отозвался Конзардине. — И вы, конечно, думаете, что я сейчас выхвачу скальпель и вскрою вам вены, а Сатана водрузит перед вами серную глыбу с высеченной на ней клятвой и повелит вам скрепить кровью отречение от своей души?

— Ну уж таких детских выходок я от вас не жду, — ответил я, изобразив некоторое возмущение.

Сатана довольно хмыкнул. Его лицо оставалось неподвижным, но глаза оживленно блестели.

— Устаревшие игры, — сказал он. — После опытов с доктором Фаустом я их не использую.

— Может быть, — вежливо обратился ко мне Конзардине, — вы думаете, что я новый доктор Фауст? Нет, Киркхем. — Он насмешливо посмотрел на меня. — Но если это и так, то Ева все же — не Маргарита.

— Если позволите, не ваша Маргарита, — добавил Сатана.

Кровь бросилась мне в лицо. И опять удовлетворенно хмыкнул Сатана. Они продолжали свою игру со мной. И попахивало серой от этих забав. Я чувствовал себя, как мышка между двумя котами. И девушка казалась мне еще одной такой же беспомощной мышкой.

— Нет, — снова зазвучал голос Сатаны, — я теперь действую по-другому. Я, правда, по-прежнему покупаю души или просто отбираю их. Но я не так строг с ними, как раньше. К тому же я арендую их на определенные сроки и хорошо плачу за аренду, Джеймс Киркхем.

— Может, хватит обращаться со мной, как с ребенком? — холодно спросил я. — Я согласен: все, что вы рассказали обо мне, — правда. Я верю всему, что вы рассказали о себе. Я признаю, что вы — Сатана. Прекрасно. Ну и что дальше?

Вопрос повис в воздухе. Конзардине зажег сигару, налил себе немного бренди и, чтобы лучше видеть мое лицо, отставил в сторону стоявшую между нами свечу. Глаза Сатаны впервые за весь вечер смотрели поверх моей головы. По-видимому, начинался завершающий период этой таинственной игры.

— Слышали ли вы когда-нибудь легенду о семи сияющих следах Будды? — спросил у меня Сатана.

Я покачал головой.

— Эта легенда побудила меня изменить древний способ охоты за душами, — серьезно продолжал он. — Она положила начало новой инфернальной эпохе. Но для вас она имеет большое значение и по другим причинам. Итак, слушайте.

Когда Будда, Гаутама, или Просветленный, — нараспев начал он, — был еще в чреве своей матери, яркий свет исходил от него, словно был он живым драгоценным огоньком. И так ярок был этот свет, что тело матери сверкало, как фонарик с зажженным в нем священным огнем.

Впервые в голосе Сатаны появилось выражение: и злоба и елей одновременно звучали в нем.