Тем временем новорожденный вновь начал плакать. Барух понял, почему мать завернула его в лохмотья. Так до него не только не добрались бы крысы, но и плач казался бы не столь громким, и мать могла бы ограбить очередного прохожего, не опасаясь, что тот услышит крик младенца. Шимон вновь прикрыл лицо ребенка лохмотьями и посмотрел на сходни. «Будет милосерднее отправить его вслед за матерью на дно лагуны, чем оставлять тут на съедение крысам», – подумал он. И вдруг, поддавшись внезапному порыву, Шимон развернулся и понес ребенка прочь. Он прошел вдоль Рио-ди-Санта-Жюстина, добрался до Рио-делла-Пьета и оставил новорожденного на пороге сиротского приюта. «Лишь по воле случая тебе удалось спастись, – подумал он. – Ибо я случайно заметил этот приют». Шимон дернул за шнур колокольчика у двери и поспешно пошел прочь.
Вернувшись на верфь, он заглянул в домик старика. Меркурио был там. Пес опять учуял Шимона и зарычал.
Барух подумал о том, что еще никогда не убивал животных. Впрочем, все когда-нибудь случается в первый раз.
Вернувшись в свое укрытие рядом с кораблем, мужчина достал нож и, чтобы скоротать часы ожидания, принялся вырезать слова на корме: «Настал час суда».
На сходнях сидела лишившаяся добычи крыса. Ее манил аромат крови, исходивший от досок.
Шимон счастливо улыбнулся.
«Жизнь прекрасна», – подумал он.
Глава 86
– Приведите в зал суда святой инквизиции свидетельницу! – приказал патриарх.
Брат Амадео обвел взглядом толпу, торжественно подняв руку, словно оглашая начало представления на ярмарке.
Толпа в главном зале монастыря Святых Космы и Дамиана умолкла, поворачиваясь ко входу. Как и все остальные, Меркурио напряженно уставился на дверь, из-за которой должна была появиться свидетельница. До сих пор показания казались неправдоподобными и сводились к глупым слухам. Было очевидно, что свидетелей – в основном это были женщины – тщательным образом готовили к выступлению, заставив выучить речь наизусть. Люди, собравшиеся в зале, не знали, чему верить. Они еще не пришли к единому мнению, но были бы не прочь сжечь Джудитту на костре. И все же Меркурио еще надеялся. Он делал ставку на нерешительность толпы. Тем не менее выход этой новой свидетельницы огласили с такой помпой, что Меркурио опасался: вдруг ее показания переменят ход дела?
Октавия, сидя в зале монастыря, оглянулась. Сегодня Исаак не явился на суд.
Уже вечерело, когда Исаак плюхнулся на лавку рядом с Октавией и опустил ладонь женщине на предплечье.
– Где вы были? – Октавия озадаченно уставилась на него.
Доктор сбрил бороду и зачем-то вырядился в яркую одежду. При этом он не надел желтую шляпу.
– Я был в Арсенале… по делам. – Исаак немного запыхался. – Ну, рассказывайте. Как продвигается процесс?
– Не очень хорошо, – ответила Октавия. – Защитник ничего не делает. Только что вызвали главную свидетельницу.
– Кого? – переспросил Исаак, глядя на Джудитту, в то время как все остальные не сводили глаз с двери зала.
Меркурио тоже повернулся к Джудитте. Девушка испуганно вцепилась в прутья клетки.
В зале царила напряженная тишина.
Исаак перехватил взгляд Ланцафама и едва заметно кивнул, поднимая пять пальцев: мастер Таглиафико принял заказ, корабль Жуана дель Ольмо можно будет спустить на воду через пять дней.
И тут толпа загудела.
Меркурио оглянулся.
– Это она! – прошептала Октавия.
Исаак повернулся к двери.
«Ах ты проклятая тварь. Чтоб тебе пусто было!»
– Так это ты, дрянь… – пробормотал Исаак.
– Вы ее знаете? – прошептала Октавия.
Доктор ничего не ответил. Он не сводил глаз со свидетельницы, та же в свою очередь не отводила взгляда от Джудитты. Лицо девушки исказила гримаса ненависти.
– Да кто же это? – переспросила Октавия.
– Одна мерзкая дрянная шлюшка, – прорычал Исаак.
– Назовите суду свое имя, чтобы
– Меня зовут Бенедетта Квирини. – Свидетельница гордо обвела взглядом толпу.
Мужчины в зале были очарованы ею. Нельзя сказать, чтобы девушка была роскошно одета. Напротив, чтобы не вызвать зависть присутствующих женщин, Бенедетте приказали выбрать скромный наряд. И все равно ее красота поражала воображение. Медно-рыжие волосы были собраны в изящную прическу из десятка кос, подобранных шпильками с белым жемчугом. Белоснежная кожа мерцала в слабом свете зала, вырез платья был глубоким, но ни в коем случае не бесстыдным. Нежно-голубое платье с шафрановой каймой украшали тонкие кружева, а на шее висел аквамариновый кулон в форме капли, подчеркивавший нежный тон платья. Руки обтягивали бежевые перчатки, а на пальцах поблескивали нефритовые камни на двух золотых кольцах.
Джудитта потрясенно уставилась на соперницу. Она чувствовала ненависть этой женщины, и этого было достаточно, чтобы подорвать дух Джудитты.