Не удовлетворившись беспокойным шумом, который он уже поднял, старик беспечно продолжил:
– Чистая работа, конечно, не могу не признать, но за каким чертом вы подожгли этого парня?
Глава 3
Мы, в силу нашей человеческой природы, всегда являемся потенциальными преступниками. Никому из нас не дано вырваться из черной коллективной тени.
Обычно стервятники, которые сидят в сторонке, пока не закончится резня, а потом появляются, чтобы поучаствовать в дележе добычи, получают то, что заслужили, – молчаливый, но подкрепленный жестами совет идти своей дорогой. Иногда они нарываются на возможность помахать кулаками после драки, если стремление убивать не до конца растрачено на первую жертву или первые жертвы. И все же они приходят, рассчитывая, как я подозреваю, на свое неотразимое обаяние. Но у нас нашлось сразу несколько причин, чтобы не поступать так с Папашей.
Во-первых, у нас не было при себе оружия дальнего боя. Мой револьвер и ее дротикомет лежали в углублении под автострадой. Настораживало и еще кое-что: чувак, настолько помешанный на ножах, что носит с собой целый вагон, должен неплохо их метать. Имея дюжину – или около того – ножей, Папаша разделался бы с нами в два счета.
Во-вторых, каждый из нас мог драться только одной рукой. Да, именно так – каждый из нас. Моя правая рука все еще болталась, как связка сосисок, и я пока не ощущал признаков ее оживления. А девушка обожгла кончики пальцев, схватившись за горячий пистолет, – я заметил красные пятна, когда она на мгновение вытащила пальцы изо рта, чтобы вытереть с глаз кровь Пилота. Ей оставалось рассчитывать только на культю с ввинченным туда ножом. Что до меня, я мог, если придется, швырнуть нож левой рукой, но мне, ясное дело, не очень-то хотелось рисковать Мамочкой.
К тому же, как только я услышал голос Папаши, хриплый, но довольно высокий, как часто бывает у стариков, до меня тут же дошло, что это он, скорее всего, издал тот спасительный крик, который отвлек Пилота и дал нам шанс справиться с ним. А это, между прочим, говорило о том, что Папаша быстро соображает и вдобавок наделен богатым воображением, которое помогло нам убить того парня.
Кроме всего прочего, он не вилял хвостом и не расточал похвалы, как поступили бы другие стервятники. Он с самого начала воспринял нас как равных и говорил совершенно по-деловому, не расхваливая и не критикуя, – слишком по-деловому, на мой вкус, и слишком откровенно, раз уж на то пошло. Но я слышал от других парней, что старики любят поболтать, хотя сам никогда с ними не связывался и даже не встречал их. Как вы можете догадаться, в Мертвых землях старики попадаются не часто.
Поэтому мы с девушкой хмуро следили за приближением незнакомца, но не пытались остановить его. Когда он окажется рядом с нами, лишние ножи не принесут ему никакой пользы.
– Ага, – сказал он, – выглядит совсем как тот парень, которого я убил пять лет назад по пути в Лос-Аламос. В таком же обезьяньем серебристом костюме и почти такой же высокий. И тоже добрый малый – пытался дать мне лекарство от лихорадки, которую я изобразил. Значит, его пистолет расплавился? Мой приятель не задымился, после того как я успокоил его навсегда, но потом выяснилось, что при нем не было ничего металлического. Интересно, если этот парень…
Он начал опускаться на колени рядом с трупом.
– Убери свои руки, папаша! – сквозь зубы проскрежетал я. Так мы и стали называть его Папашей.
– Да, конечно, конечно, – сказал он, стоя на одном колене. – Я его и пальцем не трону. Просто говорят, что, когда аламосцы умирают, весь металл, что есть при них, расплавляется, вот я и хотел осмотреть этого парня. Но он твой, друг, целиком и полностью. Кстати, как твое имя, друг?
– Рэй. Рэй Баркер, – прорычал я в ответ, возможно, только для того, чтобы он больше не называл меня другом. – Ты слишком много болтаешь, Папаша.
– Наверное, так и есть, Рэй, – согласился он. – А вас как зовут, леди?
Девушка лишь зашипела на него, а он усмехнулся, словно говоря мне: «Ох уж эти женщины!»
– Почему бы тебе не проверить его карманы, Рэй? Мне в самом деле интересно.
– Заткнись, – сказал я, но все равно почувствовал, что он ставит меня в затруднительное положение.
Мне, конечно, и самому хотелось узнать, что у парня в карманах, – но, кроме того, выяснить, нет ли у Папаши напарника и не сидит ли кто-нибудь в самолете: вот такие вопросы, слишком много вопросов. В то же время я опасался показать Папаше, что у меня не действует правая рука, – не сомневаюсь, я сразу почувствовал бы себя намного увереннее, если бы она хотя бы болела. Я опустился на колени возле трупа, по другую сторону от Папаши, и положил было Мамочку на землю, но потом передумал.