Корабль отплывает в полночь

– Мы можем улететь куда захотим! – чуть ли не заорал я.

– Туда, где нет пыли, – сказала она. – Мехико. Южная Америка!

Она забыла о скептической убежденности мертвоземельцев в том, что пыль не кончается нигде, но и я тоже забыл. Все зависит от того, есть ли у тебя возможность что-то сделать.

– Рио! – опередил ее я. – Индия! Гонконг! Бомбей! Египет! Бермуды! Французская Ривьера!

– Бои быков и чистые постели! – выпалила она. – Рестораны! Бассейны! Ванные комнаты!

– Плавание с аквалангом! – подхватил я так же истерично, как и она. – Гонки на машинах и рулетка!

– «Бентли» и «порше»!

– «Аэрокупе», «Дугласы Ди-Си-четыре» и «Кометы»!

– Мартини, гашиш и крем-сода!

– Горячая еда! Свежий кофе! Карты, сигареты, танцы, музыка, выпивка!

Я хотел было добавить «женщины», затем подумал о том, какой грубой выглядела бы малышка Элис рядом с существами из моих грез, и тактично промолчал. Но саму идею не отбросил.

Сомневаюсь, что хоть один из нас точно представлял себе то, о чем говорил. В особенности Элис. Не верилось, что ей уже столько лет и что она могла испытать на своем опыте значение всех этих слов. Для нас это были просто таинственные символы давно утраченных удовольствий.

– Рэй, давай залезем в него, – сказала Элис, подбегая ко мне.

– Давай, – с готовностью ответил я, но тут же понял, что у нас возникла небольшая проблема.

Дверь самолета находилась фута на два выше наших голов. Тот, кто поднимется туда первым – или тот, кого поднимут, как вышло бы с Элис из-за ее руки, – на мгновение окажется во власти другого. Подозреваю, что Элис пришла в голову та же мысль: она остановилась и посмотрела на меня. Это немного напоминало старую загадку о том, как перевезти в лодке волка, козу и капусту.

Возможно, мы еще слегка испугались того, что самолет может взорваться.

Папаша решил вопрос просто, именно так, как я от него и ожидал: молча встал между нами, легко подпрыгнул, ухватился за изогнутый порожек двери, подтянулся и забрался внутрь так быстро, что мы даже при желании вряд ли успели бы что-нибудь сделать. Со всеми своими ножами Папаша не мог быть тяжелей боксера-легковеса. Самолет просел на дюйм, но тут же выправился.

Когда Папаша исчез из вида, я попятился и потянулся к своему тридцать восьмому, но через мгновение старый чудак высунул голову из двери, оперся локтями о порожек и ухмыльнулся.

– Давайте залезайте, – сказал он. – Милое местечко. Обещаю, что не нажму без вас ни на одну кнопку, хотя их здесь целый полк.

Я усмехнулся в ответ и подсадил Элис. Ей не нравилось, но она понимала, что должна быть следующей. Она зацепилась за порожек, а Папаша ухватил ее за левую руку ниже перчатки и помог подняться.

Затем настала моя очередь. Мне тоже не нравилось. Не нравилось, что эти двое будут стоять надо мной, когда я беспомощно повисну на порожке двери. Но я считал Папашу чокнутым. А чокнутому можно доверять, хотя бы отчасти, даже если никому другому доверять нельзя. Я подтянулся на руках и испытал странное ощущение, когда корпус самолета подался, а затем вернулся в прежнее положение, словно живое существо. Казалось, он без труда выдержал нас, но, в конце концов, мы втроем весили от силы в полтора раза больше, чем Пилот.

Кабина оказалась небольшой, как и предполагал Папаша, но боже мой! Мягкие, плавные изгибы, как будто ты оказался в собственной утробе, и почти все окрашено в успокаивающий тускло-серебряный цвет. Своими очертаниями кабина напоминала яйцо. Впереди, в самой широкой части, находились два экрана, большой иллюминатор, несколько циферблатов и ряды кнопок, о которых говорил Папаша, – вытянувшихся в несколько линий, как чистые клавиши пишущей машинки, но в таком количестве, что хватило бы даже для китайца.

Прямо за приборной панелью стояли два удобных с виду, но странных кресла. Казалось, они были развернуты назад, но потом до меня дошло, что в них не сидели, а стояли на коленях. Пилот, как я понял, наклонялся вперед, а руки оставались свободными, чтобы нажимать на кнопки или делать еще что-нибудь. Имелись даже мягкие упоры для подбородка.

В задней части размещались еще одна крошечная панель управления и боковое сиденье, не такое причудливое, как первые два. Дверь, через которую мы вошли, располагалась ближе к хвосту.

Не было видно ни шкафов, ни специальных багажных отсеков, но к стенам крепились гладкие контейнеры неопределенной формы, в большинстве своем такого же тускло-серебряного цвета, большие и маленькие – можно сказать, чемоданы и сумки.

В общем, кабина была довольно удобной и, более того, выглядела обжитой. Казалось, ее обустроили согласно чьим-то вкусам – возможно, одного человека. Она хранила отпечаток личности своего хозяина, личности сильной, но приятной.

Потом я сообразил, чья это была личность. Меня едва не стошнило, и я убедил себя, что это все гравитация.