Корабль отплывает в полночь

Девушка ободряюще посмотрела на меня, словно хотела сказать: «Я прослежу за этим старым чудаком». Под давлением ее взгляда я отпустил Мамочку и принялся разжимать левый кулак Пилота, казавшийся слишком крупным, чтобы быть пустым.

Девушка попыталась зайти Папаше за спину, но тот сразу же заметил это движение и посмотрел на нее с такой понимающей, но все же дружелюбной и жалостливой улыбкой – с той жалостью, какую испытывает старый профессионал к любителю, пусть даже опытному, – что я бы на ее месте стал таким же красным, как она… хоть и не от крови Пилота.

– Не стоит беспокоиться из-за меня, леди, – сказал он, приглаживая седые волосы и как бы случайно касаясь рукоятки одного из двух ножей, подвешенных за спиной на такой высоте, чтобы можно было дотянуться до них через плечо. – Я давно перестал убивать. Слишком большое напряжение для моих старых нервов.

– Ну да? – не удержался я, разогнув указательный палец Пилота и взявшись за следующий. – Зачем тогда весь этот разделочный цех, Папаша?

– Ах, ты об этом? – Он посмотрел на свои ножи. – Понимаешь, Рэй, я ношу их для того, чтобы произвести впечатление на тупых ребят, не таких, как ты и эта леди. Если кто-нибудь примет меня за практикующего убийцу, я не стану возражать. А еще я сентиментален и не люблю расставаться с ними – они воскрешают важные воспоминания. И потом, ты не поверишь, Рэй, но я все равно скажу: некоторые ребята просто дарили мне свои ножи, а я вдвойне не люблю расставаться с подарками.

Я не собирался снова говорить «Ну да?» или «Заткнись!», хотя, конечно, хотел перекрыть Папаше кран – или думал, что хотел. Но потом я почувствовал болезненное покалывание в правой руке и с усмешкой спросил:

– Еще причины есть?

– А то! – ответил он. – Когда мне нужно побриться, я могу сделать это со вкусом. Менять лезвие каждый день, и так две недели подряд – это в два раза лучше, чем в старой рекламе. Понимаешь, если ты бреешься ножом, то должен о нем заботиться. Что там у тебя, Рэй?

– Ты ошибся, Папаша, – сказал я. – У него все-таки остался нерасплавленный металл.

Я поднял руку повыше, показывая то, что вытащил из левого кулака Пилота: шлифованный стальной куб с ребрами длиной в дюйм, только он весил меньше, чем цельный металлический брусок такого же размера. Пять граней казались совершенно чистыми. В шестой была утопленная круглая кнопка.

Судя по их виду, ни Папаша, ни девушка понятия не имели, что это такое. Я так точно не имел.

– Он нажал кнопку? – спросила девушка.

Голос у нее оказался хриплым, но на удивление свежим, будто она не говорила вообще ни с кем, даже сама с собой, с тех самых пор, как пришла в Мертвые земли; в нем сохранились интонации «цивилизованной», какой она была прежде – не важно где и когда. Это были первые слова, которые я от нее услышал, и они меня позабавили.

– Нет, судя по тому, как он держал кубик, – ответил я. – Кнопка развернута к большому пальцу, который лежал поверх кулака.

Неожиданно я почувствовал, что доволен тем, как ясно и просто все объяснил, и тут же приказал себе не впадать в детство.

Глаза девушки превратились в узкие щелки.

– Только не нажимай ее, Рэй.

– Думаешь, я совсем спятил?

Я засунул кубик в самый маленький карман брюк, где тот засел так плотно, что не мог повернуться, а значит, на кнопку нельзя было надавить ненароком. Покалывание в руке стало почти нестерпимым, но я уже вернул контроль над мышцами.

– Если нажать эту кнопку, – добавил я, – все, что осталось от самолета, может расплавиться или мы сами можем взорваться.

Никогда не мешает подчеркнуть, что у тебя есть еще одно оружие, даже если это бомба смертника.

– Один человек когда-то нажал другую кнопку, – тихо и задумчиво проговорил Папаша, уходя взглядом за пределы Мертвых земель и охватывая добрую половину горизонта. Он медленно покачал головой, а потом его лицо просветлело. – Я действительно встречал этого человека, ты понял, Рэй? Много лет спустя. Знаю, ты не веришь мне, но я и вправду встречал его. Расскажу в другой раз.

Я чуть было не ответил: «Спасибо, Папаша, что избавил меня от этого хотя бы на время», но побоялся, что он заведется по новой. Мне приходилось слышать байки других парней о том, как они встретили (и, конечно же, замочили) парня, который нажал кнопку или кнопки, запускавшие термоядерные ракеты, но мне вдруг захотелось услышать версию Папаши. Ну хорошо, расспрошу его в другой раз, если мы оба протянем так долго. Я снова взялся за карманы Пилота, теперь уже немного помогая себе правой рукой.

– Похоже, у вас там ожог, леди, – сказал Папаша девушке. И был прав: на трех пальцах отчетливо виднелись волдыри. – У меня есть очень хорошая мазь. И немного чистой ткани. Если хотите, могу наложить повязку. А если почувствуете, что я намазал вам руку ядом, скажите Рэю, и он всадит мне нож в спину.

Надо признать, Папаша был забавным старым болтуном. Но я напомнил себе, что его задача в том и состоит, чтобы подлизываться к нам обоим, обаяние – тайное оружие всех стервятников.

Девушка коротко и хрипло рассмеялась: