Читаем Корабль отплывает в полночь полностью

Второй уровень был совершенно иным. Там в мое сознание из самых немыслимых глубин проник леденящий душу сверхъестественный ужас. Потому что я наконец начал собирать воедино все крошечные детали и подробности, говорящие о необыкновенности Эллен. Подтолкнули меня слова Незнакомца, и теперь мелкие детали начали складываться в единую картину: появление Эллен совпало с сообщением о летающей тарелке, о чудовище у угольной ямы, о грабителе-гипнотизере; ее интерес к людям очень напоминал интерес ученого из какой-нибудь далекой страны, а еще наше впечатление о том, что она обладает какими-то таинственными способностями, и то, что она упорно старалась не говорить ничего определенного, будто бы боялась нечаянно выдать нам некие тайные знания; ее длительные походы по окрестностям; и то отвращение, которое она испытывала при виде огромной и безлюдной угольной ямы (достаточно большой и глубокой, кстати, для лайнера или подводной лодки). И, кроме всего прочего, помните, я говорил, что у нас иногда возникало впечатление чего-то неземного при общении с ней, даже в те мгновения, когда мы особенно прочно находились во власти ее очарования.

Да, – и корабль, который отплывает в полночь. С Великой Равнины.

Интересно знать, какой такой корабль.

Тут мое сознание шарахнулось от очевидного вывода, вытекающего из всех этих размышлений. Уж слишком не вязались они с миром «Голубой луны», и с Бенни, и с простой официанткой.

Третий уровень был более туманным, но все же он существовал. По крайней мере, я убеждал себя в том, что это так. Здесь я вдруг увидел Эллен в гораздо более выгодном (для нее) свете, а нас всех – как раз наоборот. Я начал осознавать, что в нашем понимании любви было нечто привлекательное и что в верности Эллен была верность тому хорошему, что было в нас. Я понял, что мы вели себя отвратительно, как испорченные дети. Конечно, может быть, никакого третьего уровня в моем сознании вовсе и не было. Может быть, эти мысли пришли ко мне гораздо позже. Вполне возможно, что я пытаюсь выгородить себя и показать вам, что я немного отличался от остальных, что я был чуть лучше и благороднее, чем они.

И все же мне доставляет удовольствие мысль о том, что я отвернулся от стойки и сделал несколько шагов в сторону Эллен и только страхи «второго уровня» чуть задержали меня, так что я успел сделать лишь пару шагов, прежде чем…

Прежде чем вошел Юджин.

Я помню, что часы пробили 11:30.

Юджин был бледен как смерть, лицо сведено судорогой от напряжения. Руку он держал в кармане. Он не смотрел ни на кого, кроме Эллен. Будто бы они были совсем одни. Он покачнулся – или споткнулся. Затем какой-то бешеный взрыв энергии подтолкнул его вперед, к столу.

Эллен встала и двинулась к Юджину, протягивая к нему руки. В ее улыбке было все сострадание, и покорность судьбе, и вся любовь, когда-либо существовавшие во Вселенной. Юджин вытащил пистолет из кармана и выстрелил в Эллен шесть раз. Четыре раза в тело и два – в голову.

Она покачнулась и упала в клубах голубого дыма. Когда дым рассеялся, мы увидели, что она лежит лицом вниз, вытянутой рукой касаясь ботинка Юджина.


И тогда, прежде чем раздались вопли, прежде чем Гас и его помощники успели спрятаться за стойку бара, уличная дверь «Голубой луны» открылась и вошел Незнакомец. Ни один из нас не мог ни пошевелиться, ни произнести хоть полслова. Мы старались не смотреть ему в глаза, мы были похожи на провинившихся собак.

И не в том дело, что он смотрел на нас с гневом или ненавистью или даже с презрением. Это было бы еще можно вынести.

Нет, даже когда он проходил мимо Юджина, у которого все еще был пистолет в руке и который с немым ужасом смотрел на пол, стараясь подальше отодвинуть свою ногу от мертвой руки Эллен, даже когда Незнакомец бросил взгляд на Юджина, он смотрел на него так, как человек посмотрел бы на быка, поднявшего на рога ребенка, как смотрят на ручную обезьяну, разорвавшую на куски свою хозяйку, находясь в состоянии необъяснимой животной ярости.

И когда Незнакомец, не говоря ни слова, взял Эллен на руки и молча пронес ее через рассеивающийся голубой дым на улицу, лицо его хранило выражение трагического сожаления и мрачного смирения.

Я уже почти дошел до конца моей истории. Юджина арестовали, конечно, но не очень-то легко осудить человека за убийство никому не известной женщины.

Так как тело Эллен так и не было найдено. Впрочем, и Незнакомца тоже больше никто никогда не видел.

В конце концов Юджина отпустили, и он продолжает жить дальше, как я уже говорил, несмотря на тень, лежащую на его репутации. Мы иногда встречаемся с ним и пытаемся утешить его тем, что на его месте мог бы оказаться любой из нас, что мы были слепыми эгоистичными дураками.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мир фантастики (Азбука-Аттикус)

Дверь с той стороны (сборник)
Дверь с той стороны (сборник)

Владимир Дмитриевич Михайлов на одном из своих «фантастических» семинаров на Рижском взморье сказал следующие поучительные слова: «прежде чем что-нибудь напечатать, надо хорошенько подумать, не будет ли вам лет через десять стыдно за напечатанное». Неизвестно, как восприняли эту фразу присутствовавшие на семинаре начинающие писатели, но к творчеству самого Михайлова эти слова применимы на сто процентов. Возьмите любую из его книг, откройте, перечитайте, и вы убедитесь, что такую фантастику можно перечитывать в любом возрасте. О чем бы он ни писал — о космосе, о Земле, о прошлом, настоящем и будущем, — герои его книг это мы с вами, со всеми нашими радостями, бедами и тревогами. В его книгах есть и динамика, и острый захватывающий сюжет, и умная фантастическая идея, но главное в них другое. Фантастика Михайлова человечна. В этом ее непреходящая ценность.

Владимир Дмитриевич Михайлов , Владимир Михайлов

Фантастика / Научная Фантастика
Тревожных симптомов нет (сборник)
Тревожных симптомов нет (сборник)

В истории отечественной фантастики немало звездных имен. Но среди них есть несколько, сияющих особенно ярко. Илья Варшавский и Север Гансовский несомненно из их числа. Они оба пришли в фантастику в начале 1960-х, в пору ее расцвета и особого интереса читателей к этому литературному направлению. Мудрость рассказов Ильи Варшавского, мастерство, отточенность, юмор, присущие его литературному голосу, мгновенно покорили читателей и выделили писателя из круга братьев по цеху. Все сказанное о Варшавском в полной мере присуще и фантастике Севера Гансовского, ну разве он чуть пожестче и стиль у него иной. Но писатели и должны быть разными, только за счет творческой индивидуальности, самобытности можно достичь успехов в литературе.Часть книги-перевертыша «Варшавский И., Гансовский С. Тревожных симптомов нет. День гнева».

Илья Иосифович Варшавский

Фантастика / Научная Фантастика

Похожие книги