Коран. Биография книги

Сам Руми называл свое произведение «Маснави» Кораном на персидском языке. Как и пророк, он не писал, а диктовал его, словно находясь в трансе или будучи заколдованным. Такую стихотворную форму поэт унаследовал от персидских поэтов прошлого, включая жившего в X веке Фирдоуси, чья поэма «Шахнаме» оставалась примером для остальных. Это нравоучительная поэзия, представленная в повествовательной форме. Одна история перетекает в другую, иногда с надрывом, а иногда — превознося и успокаивая. В «Маснави» Руми постоянно комбинирует и воссоединяет идеи самого Корана с историями в духе Корана, и в то же время напоминает о пророке посредством преданий, как, например, недавно цитированном предании об Аише. Однажды, когда кто-то назвал произведение Руми «Маснави» «простым» тафсиром, или комментарием к Великому Корану, Руми тут же воскликнул:

Ты, пес! Признай, что это есть Коран!
Осел! Ведь это же — Коран!

«Все, что содержит слова пророков и святых, излучает свет Божественных тайн. Божественная речь льется из их чистых сердец; она ручьями течет с их языков».

«Маснави» наряду с «Диван-и-Шамс» («Стихами Шамса») — это, конечно, вдохновленные, часто восторженные произведения. Однако Руми оставил и более трезвые описания своих духовных поисков. В этих рассказах, собранных его учениками после смерти поэта, каждый обнаружит: поэт осознавал — не все могут следовать по его пути, не все способны смотреть на солнце. Однако даже более трезвые искатели должны оценить пределы литературного подхода к истине и знанию.

Чтобы понять Коран, человеку необходимо распознать знамения, которые выходят за рамки написанных слов. Слишком многие довольствуются тем, что читают, понимают и слушают Коран лишь в одном измерении. Так обычные люди видят только буквальное значение слов святых. «Мы уже много раз слышали подобные речи, — говорят они. — Мы достаточно наслушались этих слов». «Но, — возражает Руми, — сам Господь закрыл их уши, глаза и сердца, чтобы они видели не тот цвет. Они считают Йусуфа волком. Их уши слышат не те звуки. Они видят мудрость, как вздор и бред. А их сердца, ставшие хранилищами соблазнов и напрасных грез, воспринимают все ложно. Будучи связанными грезами, их сердца замерзли, словно лед зимой».

Наложил печать Аллах на сердца их и на слух, а на взорах их — завеса.

(2:7)

Однако некоторые из самых жестких критиков Руми были специалистами по Корану. Многие из них знали Писание наизусть. Они гордились точностью и опытом. Критики ожидали, что их похвалят за бесхитростную старательность и не осудят, как глухих, немых и слепых читателей Корана.

Руми напомнил им о жившем ранее человеке, который цитировал Коран другим людям, ибн Мукри. «Ибн Мукри читал Коран верно, — отмечает маулана. — То есть, он формально правильно читал Коран, но не имел представления о его содержании. Доказательством служит то, что когда он говорит о смысле, то отвергает его. Он читал, не имея видения, слепо. Но у Господа много сокровищниц, и Его знание широко. Если человек читает один Коран с умом, то почему же он должен отвергать другой Коран?»

Руми размышлял, почему одни пытаются найти истину, а другие — нет. Он нашел ответ в Книге Знамений. «Там безграничное количество слов, — пояснял Руми, — но смысл их раскрывается в зависимости от способностей искателя.

Нет вещи без того, чтобы у Нас были ее сокровищницы, и низводим Мы ее только по известной мере.

(15:21)

Мудрость подобна дождю: на небе ему нет конца, но он идет, исходя из потребности земли, более или менее согласно времени года».

В другом месте Руми приводит строки Корана, а затем объясняет их смысл:

Скажи: «Если бы море было чернилами для слов Господа моего, то иссякло бы море раньше, чем иссякли слова Господа моего, даже если бы Мы добавили еще подобное этому».

(18:109)

«Сейчас пятнадцатью драхмами чернил, — говорит Руми, — можно написать целый Коран. Это лишь символ Божественного знания, но не полное Его знание. Если аптекарь положит щепотку лекарства на листок бумаги, вы же не будете настолько глупы, чтобы сказать: на этом листе находятся все лекарства, которые имеются в аптеке. Коран существовал во времена Моисея, Иисуса и других. Это значит, что существовало Слово Господа; просто оно было записано не на арабском языке».

Но не все слова Господа, будь они на арабском или на любом другом языке, имеют равную ценность. «Лучшие слова, — говорит Руми, — это те, которых немного и которые к месту.

Скажи: «Он — Аллах — един,

Аллах, вечный;

не родил и не был рожден,

и не был Ему равным ни один!»

(112)