Корейский излом. В крутом пике

Павел запрыгнул в кузов и втянул туда за руку Мэй.

Дом родственника стоял на отшибе. Их встретил лысый дедок с узенькой бороденкой, напоминающий китайского философа, и провел внутрь жилища. Павел осмотрелся.

«Обычная комната. А где же пучки трав, склянки со снадобьями, полки с древними книгами? Да и сам он не похож на народного целителя? Моя гипотеза наполняется реальным смыслом!»

Дедок моментально куда-то скрылся, и они остались вдвоем с девушкой.

– Массаж мы будем делать в спальне. – Мэй указала на боковую дверь. – Иди туда, раздевайся и ложись. А я сейчас.

Когда Павел вошел в спальню, он увидел широченную кровать, застланную скользким атласным покрывалом, прикроватную тумбочку с лампой под матерчатым абажуром и два плетеных кресла. Сквозь задернутые шторы проникал красноватый свет, создающий сокровенно-исповедальную атмосферу. Он разделся до трусов, плюхнулся ничком на кровать и застыл в нетерпеливом ожидании.

Скрипнула дверь, в комнату кто-то зашел.

«Дедок, что ли, пришел массаж делать?» – подумал Павел и повернул голову. Это был не дедок, а запахнутая в цветастый халат Мэй Лань с распущенными по плечам черными волосами.

– А где твой родственник? Трусы снимать?

Ему стало смешно. Он понял, как нелепо сейчас выглядит. Но этого не поняла Мэй. Она резко подскочила к кровати, стала трясти его за плечи и заговорила срывающимся голосом, обзывая его обидными словами, смысл которых, кроме прямых оскорблений, сводился к вопросу: сколько же капитан Колесников собирается над ней издеваться и делать из нее идиотку, которая связалась с бездушным бревном?

Такой обычно уравновешенную, слегка ироничную Мэй Лань он и представить себе не мог. Павел вскочил, привлек девушку к себе, повалил ее на кровать и начал раздевать.

Рассеянный свет освещал ее плотно сжатые веки и полураскрытые губы. Чтобы справиться с пуговицами, застежками и резинками, Павлу приходилось прикладывать немалую сноровку, как будто перевязываешь раненого, лежащего в беспамятстве. Она ему не помогала и не мешала, а просто молча лежала.

Он овладел ей бурно и страстно, потом услышал ее несдерживаемый, переходящий в низкий стон вскрик и застонал сам.

Они лежали рядом, разжав объятия, опустошенные и счастливые. Павел подумал, что после подобных неожиданных эксцессов со случайными женщинами не поймешь, чего сейчас больше в душе – радости, облегчения или странной неловкости, когда она и ты одеваетесь, не глядя друг на друга, и, уже одевшись, прячете взгляды, мучительно молчите и думаете, как быть. Сделать вид, что ничего такого не было и распрощаться безвозвратно или… Все туманно и неопределенно.

Нет, здесь все было искренне, легко и раскованно.

Мэй встала, раздернула шторы, вновь легла рядом и, прижавшись к нему щекой, начала шептать всякую ерунду. Потом успокоилась и сказала привычным для него ироничным тоном:

– Ты меня прости за грубость.

Павел хмыкнул:

– Наоборот, я должен тебя благодарить – вразумила неразумного. Ну, ты была хороша, прямо-таки катализатор бурного процесса. Ты меня правда любишь?

– Правда. Как никого раньше, – проникновенно прошептала девушка и тут же рассмеялась: – Ведь ты похож на моего отца, которого я ни разу не видела.

«М-да, – подумал Павел. – Это в постели она такая нежная и податливая, а в жизни ей палец в рот не клади – откусит вместе с рукой. Но любовь зла, а я ее люблю».

Старик на самом деле оказался опытным врачевателем, особенно в части изготовления снадобий против укусов местных гадов и кожных болезней. Колесников отнес несколько склянок с лечебными жидкостями в санчасть, они оказались весьма эффективными. Начальник санчасти попросил Павла наладить взаимовыгодный обмен с целителем, на что тот немедленно согласился, но с условием, что его будет сопровождать в качестве посредника Мэй, мол, без нее старик ничего не даст. Доктор понимающе улыбнулся, но условие принял, сказав, что все согласует с руководством. При этом выделил «Студебеккер», приписанный к санчасти, для доставки деду мясных консервов и прочих хозяйственных мелочей для обмена.

Машина довозила влюбленную парочку до поселка и забирала обратно часа через три-четыре, якобы необходимые для изготовления снадобий.

Когда Колесников выбрался из кабины самолета и спустился по штормтрапу, вместо Хэн Суна его встретили молодой лейтенант и сержант из соседнего полка. Павел не был с ними знаком, но мельком видел на общих дивизионных мероприятиях. Кобуры у них были расстегнуты.

Инстинктивно, сам не зная, зачем, Колесников небрежным движением тоже расстегнул кобуру.

– Товарищ капитан, по приказу начальника особого отдела вы арестованы. Предлагаю пройти с нами, – дрожащим от волнения голосом объявил лейтенант и взялся за рукоятку пистолета.

Колесников, в силу жизненных обстоятельств, хорошо изучил Уголовный кодекс, включая раздел для военных, а также воинские уставы и другие юридические документы.

– Я подчиняюсь командиру полка, а не особому отделу, тем более приказам, который отдает командир лично или в письменном виде.

– С командиром полка все согласовано, – сказал лейтенант.