Корень мандрагоры

– Мы и не шумим. Песня – это ведь хорошо. Она о весне, о любви. А любовь – она как воздух, вдыхаешь и не заметно, а потом раз – и накрыло, – мягко объяснил Мара проводнице, насытив свой взгляд таким зарядом обольщения, что на пару секунд обида на лице женщины сменилась испугом и надеждой, вернее испуганной надеждой, а я подумал, что сейчас ее воло–сы наэлектризуются и станут дыбом. Проводница нервно трях–нула головой, возвращая прядь волос на место, часто заморга–ла и даже провела ладонью по бедру, словно расправляла складки на юбке. Но в следующую секунду локон опять свалил–ся на глаз, в губах появилась жесткость, она проворчала: «О любви… совсем обнаглели… » – сдала задом в коридор и за–хлопнула дверь.

Мы переглянулись с Марой и захохотали. Кислый таращился на нас, улыбался и совершенно не понимал, что произошло.

– Мара, ты редкая и утонченная сволочь, – похвалил я. – Не удивлюсь, если она сейчас приводит в порядок прическу и кра–сит губы.

– Я дал ей искру надежды, а как ею воспользоваться, она уж должна решать сама.

К концу этой фразы улыбка сошла с губ Мары, так что пос–ледние слова он произнес совершенно серьезно. И я поду–мал, что свое предназначение он в этом и нашел: зажечь искру в предтече homo extranaturalis, бросить факел в пере–сушенный сухостой цивилизации. Мне в голову пришла мысль, что в этом пожаре может сгореть и сам поджигатель. Думал ли он, что такое возможно? Я внимательно посмотрел на Мару, спросил:

– Ты не боишься сгореть в пожаре, который собираешься ус–троить?

– Боюсь, – тут же ответил он твердо, – но это ничего не ме–няет.

Все, что мне оставалось, это просто кивнуть. Что тут мож–но еще обсуждать? Мара – железный рыцарь ордена эзоте–рики, любая стена рассыпалась под натиском его веры. Я вдруг понял, почему он сам не мог быть красной глиной, материалом для homo extra: он был слишком причастен к сво–ей идее, он с головой ушел в свою религию, тогда как мне его философия хоть и была интересна, но по большому счету я оставался к ней беспристрастен. Мара смотрел на меня и видел психически неактивный элемент в периодической таб–лице цивилизации. Я, как стекло, не боялся кислот и щело–чей, не вступал в реакцию с окислителями, не влиял на био–химию живых организмов, а потому, как он считал, мог выдержать то, что обычному человеку выдержать не дано –смерть и перерождение.

Но следом я подумал, что, прежде чем отважиться на та–кой шаг, надо сжечь за собой мосты, оборвать все связи, нуж–но стать одиноким. Привязанность к чему-либо не даст ки–нуться в это предприятие с головой, все равно останется нить, которая будет тянуть назад – в обычную, нормальную жизнь. Я спросил себя, избавился ли Мара от своих привязаннос–тей? Я думал над этим целую минуту, потом не выдержал, спросил:

– Мара, ты… кого-нибудь оставил?

– Нет, – ответил он спокойно.

– А твоя бабушка?

– Она умерла полгода назад.

Я не удивился. Мара был так же свободен, как и я. Иначе и быть не могло. Я избавился от моральных долгов перед семь–ей, когда Белка взяла на себя опеку над матерью. У Мары их не было вовсе. Нам обоим было нечего терять.

– А… это… проводница? – Кислый, хоть и с запозданием, но все же решился прояснить для себя ситуацию.

– Не бери в голову, – посоветовал Мара.

– Слушай, Мара, у меня великолепная идея. – Я оглянул–ся на Кислого, продолжил: – У тебя, Кислый, есть отличный шанс провести ночь достойно. Поднимайся и дуй к провод–нице.

– Зачем? – испугался Кислый.

– Что значит зачем? Мужчины к женщинам по ночам для чего, по-твоему, ходят? Тебе и это надо объяснить? Женщина вполне симпатичная, не то что твоя последняя подруга.

– Но… это… мы же не знакомы!

– Вот и познакомишься. Иди, скажешь, что пришел извинить–ся за бестактность друзей и готов загладить вину и зализать душевные раны. Она растает, упадет тебе в объятия, ну а даль–ше сам догадаешься.

– Не, пацаны… – запротестовал Кислый. – Не!..

– Эх… А жаль. Вот так и не складываются жизни. – Я пере–вел взгляд на окно, продолжая строить картину вероятного бу–дущего нашего «кислого» товарища. – А могли бы полюбить друг друга и жить долго и счастливо. Наплодили бы детей в полной уверенности, что дальше этого смысл существования человека не распространяется. Купили бы себе телевизор, чтобы смот–реть, на какую ерунду потратить деньги. Вечерами она бы што–пала тебе носки, а ты бы сосал дешевое пиво, почесывая уве–ренно растущее пузо.

Но Кислый не польстился на такое чудесное будущее, нику–да не пошел и, чтобы закрыть вопрос, сбросил ботинки и с но–гами забрался на сиденье. Я же подумал о том, что у нас про–явилась тема, ранее не обсуждавшаяся. Я повернулся к Маре, спросил:

– Ну а как же любовь? Как же «красота спасет мир» и все такое?