«А девочка вроде не жаловалась», – подумал Артем.
– Что вам надо, Доминик? Если вам не с кем выпить… Знаете, мне абсолютно безразлично, что вы сейчас скажете.
– Вам не может быть безразлично, – жарко зашептал Доминик, вцепившись Артему в рукав, – Не ходите к себе в номер, вас там ждут. Наши люди попытаются их нейтрализовать, но это неизвестно, чем кончится…
Артем зевнул. Спать хотелось – неимоверно. Надоела бесконечная корякская песня. Снова две враждующие группировки проводят бездарные операции.
– Послушайте, Доминик, но мне, ей-богу, безразлично…
– Да какой же вы недалекий! – разозлился молодой человек. – Эту мразь нейтрализуют без вашего участия. Уйдите…
– Кого вы имеете в виду? Рыжую Элис?
– Да к черту рыжую Элис, – вскипел Доминик, – эта дура здесь единственная не в теме. Ей позвонили, она собрала вещички и усвистала на свою паршивую конференцию куда-то за город…
Очень отрадно, что в этом вертепе хоть кто-то не в теме. Он отстранил Доминика и двинулся наверх. Доминик возмущенно закудахтал, бросился за ним, схватил портфель, начал выкручивать из руки. Он ударил его локтем, вполсилы, но тому хватило – Доминик оступился, схватился за перила, чтобы не упасть. Действительно бездарная работа. Или он чего-то не понимает? Он ускорил шаг, взбежал по лестнице, обернулся – а вдруг этот кретин начнет палить? Доминик уже бежал за ним, низко пригнувшись, выставив клешни, как профессор Мориарти в одном небезызвестном фильме.
Негромко хлопнуло у Артема за спиной. Он почувствовал затылком легкую волну. Потянуло порохом. Доминик опять споткнулся, рухнул лицом на каменные ступени, съехал, стуча носками ботинок, к подножию, там и остался лежать.
Его схватили сзади за шиворот, поволокли в холл. Он повторил тот же фокус – махнул кулаком. Удар сотряс воздух, контакта с телом не случилось. В ответ он получил по затылку рукояткой пистолета. Ноги стали ватными, сознание шатнулось. Он остался в сознании, но оказывать сопротивления уже не мог. Слышал, как кто-то прошипел по-немецки, женский голос отозвался из другого конца зала. Отворилась дверь, его втолкнули в номер, вырвали портфель из рук.
Вспыхнула ночная лампа. Он пытался приподняться, щурил глаза. Кто-то опустился рядом с ним на корточки, обхлопал карманы. Потянуло женскими духами – надменными, деловыми, с дыханием арктического севера.
Больше его не били, оставили в покое. Когда он сумел-таки приподняться, навел резкость, сел на корточки, никто особо не возражал. Убийцы негромко переговаривались. Те самые, молодые – Руби и Хайнц – из страны, в которой оглох, состарился и умер Бетховен. Очевидно, это был их номер. Или номер старины Доминика. Хмурые, сосредоточенные. С физиономии Хайнца чудесным образом пропали очки, а Руби сняла парик и превратилась в заурядную шатенку. Дверь была закрыта на замок, подмаргивало ночное освещение. Косясь на Артема, Хайнц извлек из портфеля варварски свернутое вчетверо полотно, к которому Артем за весь день не прикоснулся. Лица обоих как-то дружно вдруг побледнели, обострились, вытянулись, они переглянулись, облизнули пересохшие губы. Хайнц сглотнул, пробормотал что-то – словно каркнул, развернул полотно на кровати. Раздался треск (кошмарный сон любого реставратора) – осыпался кусок полотна. Руби возмущенно зачирикала, со злостью посмотрела на Артема. Но повреждения на картине, видимо, не носили тотальный характер. Они склонились над картиной, зачарованно открыв рты. Надо же, подумал Артем, какие любители высокого искусства…
Созерцание инфернального шедевра их полностью поглотило. Изредка убийцы перебрасывались односложными фразами.
– Отлично, господин Арти, – одобрительно посмотрел на Артема Хайнц, – вам не удалось испортить это чудное произведение. Поверхностный ремонт, и данное полотно станет подлинным украшением коллекции…
– Но наши нервы вы порядком потрепали, – нахмурилась шатенка Руби.
– Что, понятно, не улучшит ваши взаимоотношения с нашим руководством, – важно заявил Хайнц.
Оба посмотрели друг на друга влюбленными взорами и мстительно засмеялись.
За этим смехом они не слышали, как в замочную скважину протиснулась отмычка, нашла нужное место в зацеплении, стала приводить в движение собачку. Артем тоже не слышал поскрипывания, но видел собственными глазами, как рукоятка замка, сцепленная с собачкой, медленно провернулась на сто восемьдесят градусов. Хайнц и Руби видеть этого не могли – они стояли к двери спиной.
– Дай, – сказала Руби, отняла у Хайнца поврежденный холст, бережно скатала в рулон, поискала глазами, чем бы закрепить его от раскручивания. Хайнц бросил в рот пластик жевательной резинки, сделал несколько энергичных движений челюстями и протянул боевой подруге готовый к употреблению «закрепитель. Руби прыснула, но резинку взяла, старательно залепила рулон.