Коридор в 1937-й год

– Артем, Саша ведь не видел мальчика, – напомнила Рита.

– Я соображу на месте, – успокоил ее Александр.

Лицо Саше оставили прежним. Теперь он превратился в военного, который недавно перенес заболевание или тяжелое ранение.

Артем достал из своего портфеля пачку поддельных документов – продукцию типографии двадцать первого века – нашел нужный и сунул Саше «красные корочки».

– Теперь ты майор НКВД Макар Колотилов, – торжественно объявил он. – Всё остальное помнишь.

– Фамилия ужасная! – поежилась Рита.

– Говорящая, – хохотнул Муравьев.

– Я готов, – отозвался Саша, надевая на голову фуражку.

– Мы тебя здесь будем ждать. Удачи! – Артем пожал Сашину руку.

Мнимый «майор» посмотрел на Риту, слегка улыбнулся и зашагал через лес в город. Девушка поводила парня взглядом, чувствуя, как тревожно отозвалось сердце на его уход. Муравьев с прищуром наблюдал за их переглядами…

Глава 53. Киднеппинг

Дьюк Алексей Алексеевич, некогда работавший в органах, пару лет назад был направлен в Потапово на должность директора детского дома, учреждения особого режима, состоявшего при НКВД. Сюда отправляли детей «врагов народа» от трех до пятнадцати лет включительно. Только мальчишек.

В «ссылку» Дьюк попал по собственному «недоразумению» – страдал тем, что время от времени ударялся в запои. И это понятно. Работа у него была такая. Дело иметь приходилось со сложным и нервным контингентом: у его «подопечных» – всякой там арестованной интеллигенции, – на допросах, при виде собственной крови, случались обмороки. Нежные твари, что поделаешь! А Дьюка, похоже, из-за них, негодяев, бессонница замучила. Ночами ломало так, что только водка и помогала.

Новую должность Дьюк сначала невзлюбил: что хорошего быть нянькой? Но вскоре оказалось, что все совсем не плохо и даже где-то хорошо. Напряга – никакого, ответственность – практически нулевая. Он быстро понял, что здоровье детей врагов народа, а также условия их жизни никому не интересны. Даже наоборот – чем хуже им, тем лучше. Воспитательная мера такая. И смертность в детском заведении никого не волновала. Чесеировцы – по сути, изгои. Кому они нужны?

Единственное, понял Дьюк, к детям не прикасаться. А лучше вообще от них подальше держаться. На это воспитатели есть. Пусть те сами думают, как себя от вшей защитить, которые у детей даже по обритым головам ползают.

Получив хлебное место, куда продукты, да и всякие там другие товары доставлялись, тело Дьюка округлилось за два года, оплыло жирком, приобрело симпатичный животик. И бывший энкаведешник даже почти пить бросил. Только порой, когда вокруг него слухи похаживали, что иногда снисходит на власть наверху желание проверить, как выглядит приписанное к ним детское учреждение. Побаивался проверок Дьюк, хотя не сильно верил в таковые.

И все-таки страх держал от слишком опрометчивых поступков. Отсюда выходило, что много не наворуешь. А ведь у него молодая жена. Да и старая семья есть хочет, причем не просто хлеб, а хлеб с маслом.

Время шло, ничего плохого – для Дьюка – не случалось. Нынешний директор вскоре привык к детдомовской «безопасности» и, поразмыслив, решил: предупредить перед проверкой – предупредят (есть у него приятель в нужном месте). Поэтому матрац выдавать – один на три кровати. Подушки вообще пусть в кладовке лежат. К тому же, из-за этой мягкой роскоши только клопов в спальнях прибавляется. Еда для детей – строго по лимиту. Чтобы под матрацы лишнее не растаскивали. Хватит тараканов в столовой. Зачем еще один вид насекомых в спальнях?

Поначалу, в первый месяц работы, его раздражали детские физиономии со взглядами исподлобья. Потом привык. Мальчишки грубить боялись. Воспитатели с ними особо не церемонились. Раздавали тумаки налево и направо. Женщин в педагогическом коллективе не было – только мужики. Многие, как и он, бывшие военные. Вообще, работников оказалось найти трудно для подобного учреждения. Кому охота с «малолетними преступниками» возиться? Поэтому приходилось брать, кого попало. Был у него даже с судимостью один. За убийство отсидел. Теперь вот в воспитателях числится. Зато дети в его группе по струнке ходят.

А так, работать здесь намного спокойнее, чем в конторе. Сон к Дьюку вернулся. С молодой женой чаще видеться получалось. Правда, капризная она у него. Вот, на Кавказ, к морю, захотела. Теперь крутится Дьюк, как может. Казенные денежки на поездку откладывает.

^{Дети репрессированных родителей, отправленных в специальные детдома при НКВД.}

…Дьюк стоял у окна, отхлебывал мелкими глотками горячий чай, только что принесенный из столовой услужливой заведующей по питанию. Задумчиво смотрел во двор, где бегали пацаны, пихаясь, пиная друг дружку. Борьба за выживание и самоутверждение здесь – посильнее классовой. И сбежать невозможно. Во-первых, забор у них крепкий, каменный. Во вторых, воспитатели шманают детей: попробуй кусок хлеба спрятать в карман, сразу – обвинение в попытке побега, и в холодный подвал на пару дней. Боятся пацаны даже подумать о побеге.