Коринна, или Италия

С каждым днем мое положение становилось все более нестерпимым; я испытывала тоску по родине — самый беспокойный душевный недуг. Для натур живых и впечатлительных изгнание подчас бывает более жестокой казнью, чем смертный приговор; невольно чувствуешь неприязнь ко всему окружающему: к чужому климату, стране, языку, обычаям, ко всей жизни в целом и всем ее мелочам; каждая прожитая минута, каждое положение, в какое попадаешь, становятся невыносимы; и мы вспоминаем о родине, где у нас столько привычных радостей, которых мы сами не замечаем, пока их не утратили:

…La favella, i costumi,
L’aria, i tronchi, il terren, le mura, i sassi![20]

Так печально быть вдалеке от края, где прошло наше детство; воспоминание о младенческих годах, полных особой прелести, молодит наше сердце и вместе с тем смягчает мысль о смерти. Могила, выросшая невдалеке от места, где стояла колыбель, как бы говорит о том, что вся жизнь протекла под единой сенью, меж тем как годы, проведенные на чужбине, можно уподобить ветвям, отсеченным от ствола. Старшее поколение не было свидетелем нашего рождения, это не поколение наших отцов, оно не покровительствует нам; интересы, общие для уроженцев одной страны, непонятны чужестранцам: им требуется все разъяснить, все растолковать, все рассказать, а между тем, когда встречаешь соотечественников, тебя понимают с полуслова и происходит живой обмен мыслей. Я не могла вспоминать без волнения ласковые выражения моего родного языка. «Cara, carissima»[21], — часто повторяла я во время одиноких прогулок, обращаясь к самой себе со словами, которые так сердечно звучат в устах итальянцев и итальянок; я сравнивала их приветливость с холодным приемом, какой я встречала здесь.

Каждый день я мысленно бродила по родным полям, где привыкла вечерами слушать стройное пение чудесных голосов; но здесь небо было затянуто тучами и раздавалось лишь карканье ворон. Вместо чудесного солнца моей родины и ее упоительного воздуха — одни сплошные туманы! Здесь едва созревают фрукты; нигде не встретишь виноградников; лишь изредка попадаются чахлые цветы; ели круглый год одевают горы черным покрывалом. Если бы я могла увидеть античное здание или хоть картину, одну прекрасную картину, я ощутила бы подъем духа, но тщетно было бы их искать в окрестностях на расстоянии добрых тридцати миль. Все было хмуро и тускло кругом, а дома и люди, обитавшие в них, могли только угасить поэтический восторг, посещающий нас в одиночестве, когда сладостно замирает сердце от страха. Однако здесь люди жили зажиточно, возделывали землю, вели торговлю и с полным основанием могли мне сказать: «Вы должны радоваться, у вас всего вдоволь». Какое нелепое суждение! Ведь источник нашего счастья и наших бедствий не во внешних условиях жизни, а в сокровенном, тайном святилище нашей души.

Мне исполнился двадцать один год, и я должна была вступить во владение состоянием, оставленным мне матерью и отцом. Однажды во время уединенной прогулки мне пришло в голову, что, как сирота и совершеннолетняя, я могу вернуться в Италию и вести там независимую жизнь, всецело посвященную искусству. С невыразимой радостью я обдумывала этот план; и сперва мне показалось, что ничто не может мне помешать привести его в исполнение. Но когда я немного успокоилась, меня стало пугать такое бесповоротное решение; я подумала о том, что будут говорить мои знакомые, и план, представлявшийся мне раньше таким простым, стал казаться неосуществимым; однако жизнь среди памятников древности, среди произведений живописи и музыки рисовалась мне с такими очаровательными подробностями, что меня охватывала новая волна отвращения к своему тоскливому существованию.

Мои дарования, которые я так боялась утратить, развились благодаря ревностному изучению английской литературы; глубокие мысли и чувства, характерные для ваших поэтов, укрепили мой разум и мою душу, не ослабив живости воображения, видимо присущей лишь обитателям нашей страны. Итак, я пришла к выводу, что благодаря редкостному стечению обстоятельств обладаю особыми преимуществами, поскольку я получила двойное воспитание и, если можно так выразиться, объединила в своем лице две различные национальности. Я припомнила, что некоторые знатоки во Флоренции благосклонно отозвались о моих первых поэтических опытах. Мысль о возможных новых успехах воодушевляла меня; я многого ожидала от себя; разве это не естественная и благородная иллюзия юности?