И вот у тех матерей-одиночек, которые работают на Ордена Трудового Красного Знамени Вышневолоцком Хлопчатобумажном комбинате или на Ивановском ордена Ленина Камвольном комбинате им. В.И. Ленина, утром нет в плите газа, чтобы сварить ребенку манную кашку. Кошмар! Утром цеха пустые, работницы не пришли. Никаких забастовок при Социализме не положено — но дитя-то накормить надо?! Старые дровяные печки сломаны, а и где взять дрова! Кинулись в магазины за электроплитками, а кто их завез сверх общесоюзной нормы? Мужики, может быть, сочинили бы какие ни то “козлы” из нихромовой проволоки, ну, а женщины?
Скандал получился всесоюзного масштаба. И технический прогресс в виде нефтехимии отменять нельзя, и текстильную отрасль не закроешь. В итоге привоз сжиженного газа в хлопковые города восстановили, но сильно уменьшили, а на пиролиз для химиков подали вдобавок к пропан-бутану еще и самый обычный бензин из нефти, оторвав его у автобензинщиков. Впрочем, вскоре открытие громадных сибирских нефтяных и газовых месторождений позволило обо всем этом забыть.
В 1962-м отца послали в длительную командировку в Британию. Внешторг покупал у “Импириал Кемикл Индастриз” несколько заводов по производству полимерных волокон. Отец поехал как эксперт, провел в Лондоне месяца три. Я несколько лет назад был на площади Тэвисток-сквер, видел Тэвисток-отель, в котором он жил. Тоже была для него очень познавательная поездка, многое понял о мире, что, впрочем, его большевистскую твердокаменность не разрушило. По возвращении он несколько раз в большой аудитории рассказывал о своих впечатлениях, в том числе и у нас в школе. Имел успех. Он, вообще, был великолепным рассказчиком и очень обаятельным человеком. Я уж старался не водить своих девушек домой, чтобы они не сменили ненароком прицел.
Но и дома, конечно, рассказам конца не было. Лондон все же! Среди прочего до сего дня запомнилась история, как их пригласил к себе в недавно приобретенный замок вице-президент Ай Си Ай, коренастый веселый и, как положено, рыжий ирландец. Вечер, они у камина, хозяин предлагает выпить и спрашивает — кому что? Папа мой сходу отвечает: “Джин-энд-тоник”. Привык уже. Дворецкий, который и собирает пожелания, несколько замялся и сказал, что “попробует найти”. Отец никак не предполагал дефицитности джина либо тоника и, когда батлер ушел за напитками, спросил у хозяина причину заминки. Тот сразу ответил: “Джентльмены после обеда джин не пьют”. И продолжил: “Впрочем, и так было ясно, что вы не джентльмены”.
Ну, сами понимаете суровую долю советского человека за границей. Отец внутренне сгруппировался, пришел в состояние готовности к отпору антисоветским провокациям и выпадам, а капиталистическая акула, улыбаясь, разъясняет: “Вы же не можете быть джентльменами, если вы гости у меня-неджентльмена. Замок-то я купил недавно у лорда Имярек, и дворецкий мне достался по наследству от него. Я постоянно замечаю, что он просто кипит от моей неаристократичности и от демократического круга моих гостей и партнеров”. Ну, отлегло!
Однако, всему хорошему приходит конец. Пришел конец и работе в совнархозе. Весной 1963-го совнархозы еще не закрывались (это произошло еще через полтора года сразу после неожиданного перехода Н.С.Хрущева от мировых дел к огородничеству). Но они реорганизовывались. Скажем, сливались Татарский, Башкирский и Куйбышевский совнархозы в один большой Средневолжский. Председателем назначали известного нефтяника-буровика, старого знакомого отца, который и пригласил его в Куйбышев на должность начальника производственно-технического отдела.
На некоторое время отец задумался. Он уже врос в свою совнархозовскую работу, его начали интересовать вопросы логистики и размещения мощностей. Все-таки, от переезда в Куйбышев отец отказался. Он уже к тому времени прирос к Башкирии, к Уфе. Да и хотелось вернуться в созданный им НИИ. Акимова перевели директором на Черниковский НПЗ, а оттуда он вскоре уехал в Москву в министерство, а Александр Сергеевич вернулся в институт. Было это в марте 1963-го, и мы почти сразу переехали из старой части Уфы, где жили, когда отец работал в совнархозе, назад в Черниковск, который тем временем стал частью города Уфы. В этой квартире отец уже жил до своей смерти.