После чего посмотрела на самую высокую банку за прилавком.
– Мне фруктовых косточек, пожалуйста.
– Сто граммов? – Вновь посмотрев на меня поверх очков, продавщица повернулась к полкам у неё за спиной. Ей потребовалась всего одна секунда, чтобы встать на табурет и взять с полки банку, и в следующую секунду она уже высыпала косточки на чашу весов.
– У вас есть ириски «Блэкджек»? – спросила я, глядя на конфеты на самой нижней полке.
– Сколько? – Она повернулась, поставила первую банку на место и взяла другую.
– Можно десять? – говорю я.
– Я продаю их только по шесть штук.
– Хорошо, тогда двенадцать.
Она взялась их отсчитывать.
Я так и не смогла ничего положить обратно, хотя жевательные резинки были у меня в руке и ожидали, когда их уронят в корзину.
– Что-нибудь ещё?
Я пробежала глазами по полкам. Некоторые банки были на вид тяжелее других. Возможно, их труднее передвигать.
– Голубые жевательные конфеты. Шесть штук, пожалуйста.
Продавщица повернулась лицом ко мне и встала руки в боки.
– Они продаются по четыре штуки. – Она ткнула пальцем в банку. – Видишь?
– Тогда восемь штук, пожалуйста.
Продавщица отсчитала восемь конфет. Увы, всё время она стояла лицом ко мне.
Элли положила мне в руку два фунта.
– А долгоиграющие карамельки? – спросила она, указывая на ящик с цветными шариками под прилавком. – Три маленьких, пожалуйста.
– Я продаю их только по пять штук.
Женщина присела на корточки, чтобы вытащить из ящика коробку. Я же улучила момент и бросила жвачки в корзину с нашими покупками.
Мы потратили в этом магазине почти все наши карманные деньги. В итоге мы заполучили ириски, карамельки, фруктовые косточки, жевательные конфеты, из которых можно выдувать голубые пузыри, «летающие блюдца» и мятные леденцы. Лично я ненавижу мятные леденцы, но они были лучше всего, потому что склеились в банке, и продавщице потребовалось, наверное, сто лет, чтобы расклеить их. Ей даже пришлось для этого принести из подсобки нож.
Мы вышли на улицу с карманами, набитыми законными конфетами. Элли была права: я почувствовала себя гораздо лучше. Я не только вернула всё – ну или почти всё, – обратно, но я потратила даже больше денег, чем съела незаконно.
Элли сунула в рот карамельку.
– Куда ты положила фонарик «Лего»?
– На витрину к Барби, – ответила я.
Элли рассмеялась и чуть не подавилась.
Мы вышли из переулка, беззаботные и нагруженные покупками. Я вернула сладости, заплатила магазину деньгами, и, что самое главное, даже если я никому не скажу, я знала: мой папа на самом деле был никакой не грабитель, а настоящий герой. Ну или типа того. Он делал добрые дела, а теперь и я начала делать добрые дела.
Потому что от добрых дел на душе становится хорошо.
Наверное, поэтому папа превратился из грабителя в шпиона. Он был больше похож на папу Элли, чем на тех, кого папа Элли сажал за решётку.
Мы просто шли по дороге, но затем были вынуждены шагнуть на высокий тротуар, чтобы обойти машину мэра. Я сразу поняла, что это её машина, потому что спереди был прикреплён небольшой флажок.
– Какое странное место для парковки, – сказала Элли и остановилась, чтобы рассмотреть стикер об уплате дорожного налога. – И он просрочен.
Я тоже остановилась, чтобы осмотреть машину. В ней никого не было, только шуба, серый пиджак и небрежно брошенный на приборную панель тюбик с красной помадой. На сиденье валялась листовка с рекламой зоопарка. А на ней – фотка пингвинов. Они выглядели вполне довольными жизнью, но ведь там не был виден их крошечный бетонный бассейн.
– Что ты думаешь о пингвинах?
– В зоопарке?
– Я хочу сказать, это ведь нехорошо, да? Держать их в неволе?
– Да, это определённо неправильно. Это жестоко, но мы ничего не можем с этим поделать. Хотя, наверно, мы могли бы пожертвовать наши карманные деньги зоопарку и написать во Всемирный фонд дикой природы или что-то в этом роде.
Я сосала мятный леденец. Какая гадость.
– Мы могли бы сделать нечто большее, нечто по-настоящему позитивное. Наверняка есть способ изменить жизнь пингвинов к лучшему.
Элли запихнула в рот жвачку.
– Наверно. Что ты задумала?
Держу пари, Дэвид Аттенборо никогда такого не делал
Когда я ткнула Элли в бок, было ещё темно.
– Готова? – спросила я.
– Абсолютно, – ответила она, правда, не слишком убедительно.
Мы неслышно спустились по лестнице в кухню. В моей старой школьной сумке лежали папины инструменты. Я сунула ноги в мамины резиновые сапоги в цветочек, хотя они и были мне великоваты.
В некотором смысле я взяла с собой в эту вылазку обоих родителей, и всё равно от страха у меня тряслись поджилки.
Для нашей экспедиции требовалась маленькая прогулочная коляска Сида, но она была похоронена под грудой разного барахла в прихожей. Стоило Элли поднять бадминтонные ракетки, как по полу тотчас со стуком раскатились мраморные шарики.
Мы замерли. В маминой комнате скрипнула дверь. Я затаила дыхание. Между тем мама вышла на площадку и направилась в ванную. Нам было слышно, как она моет руки, затем, даже не взглянув вниз, вернулась в спальню и закрыла за собой дверь.
Уфф! Пронесло.