Коробка в форме сердца

— Миссис Фордхэм, — вмешался Джуд, — вы нам уже здорово помогли. Спасибо за ужин.

Джорджия дернула Бамми за рукав, а когда бабушка повернулась к ней, обхватила ее бледными, тонкими руками и крепко прижала к себе.

— Ты у меня просто чудо, бабуля. Люблю тебя.

Однако Бамми не сводила глаз с Джуда.

— Но если я хоть чем-то могу…

— Не можете, — оборвал ее Джуд. — Это как с вашей сестренкой на заднем дворе. Кричи, зови ее сколько угодно — все равно ничего не изменишь.

— А вот тут я тебе ни за что не поверю. Сестренка мертва. Никто не обратил внимания, что она прекратила петь, и кто-то уволок ее да погубил. Однако ты-то не мертв. И ты, и внучка моя оба живы, оба вы здесь, со мной, в моем доме, а значит, сдаваться рано. Пока песню не оборвешь, пока сам не позволишь уволочь себя темной дорогой, мертвецу над тобой верх не взять.

Вот тут Джуда встряхнуло, будто он прикоснулся к металлу, и его вдруг ужалило разрядом статического электричества. Не сдаваться… песни не обрывать… да, что-то такое в этом имелось, но до сути он пока докопаться не мог. Мысли о том, что они с Джорджией свою песню почти доиграли, ощущение, будто оба они так же мертвы, как и девочка, которую он только что видел на заднем дворе, — все это стало неодолимой преградой для любых других мыслей и чувств.

Джорджия чмокнула Бамми в щеку — и раз, и другой, губами снимая с кожи слезинки. Наконец Бамми повернулась к внучке, взглянула на нее, стиснула ее щеки в ладонях.

— Оставайся, — сказала Бамми. — И его остаться уговори. А не захочет, пусть едет дальше один.

— Не могу, — возразила Джорджия. — К тому же он кругом прав. Втягивать тебя во все это еще глубже совсем ни к чему. Один из наших друзей уже мертв, и только из-за того, что не успел слинять от нас вовремя.

Бамми прижалась лбом к груди Джорджии, шумно, прерывисто перевела дух, запустила пальцы в волосы внучки, и обе качнулись из стороны в сторону, словно в очень медленном танце.

Взяв себя в руки, на что много времени не потребовалось, Бамми подняла голову и снова взглянула внучке в лицо. Ее раскрасневшиеся щеки были мокры от слез, подбородок дрожал, однако плакать она прекратила.

— Тогда я хоть помолюсь, Мэрибет. Хоть помолюсь за тебя.

— Спасибо, — ответила Джорджия.

— Буду молиться и ждать твоего возвращения. Буду надеяться снова увидеть тебя после того, как ты со всем этим разберешься… а ты разберешься, я знаю. Потому что умна, и добра душой, и вообще вся в меня удалась. Надеюсь… — С дрожью вздохнув, Бамми искоса взглянула сквозь слезы на Джуда. — Надеюсь, он того стоит.

Джорджия, отрывисто, судорожно рассмеявшись, а может быть, всхлипнув, вновь стиснула Бамми в объятиях.

— Ладно, езжайте, — проворчала Бамми. — Езжайте уж, если нужно.

— Уже едем, — заверила ее Джорджия.

34

Джуд вел машину вперед. Разгоряченные, взмокшие ладони скользили на рулевом колесе, в животе урчало. Хотелось врезать от всей души — хоть по чему-нибудь. Хотелось гнать дальше на полном газу, и Джуд гнал, пролетал светофоры за миг до того, как желтый сменится красным, а не успев проскочить, вынужденный стоять перед перекрестком, в нетерпении давил, давил педаль газа, чтоб и движок под капотом нетерпеливо ревел. Ощущение собственной беспомощности, накрывшее его в доме Бамми при виде мертвой девочки, увлекаемой кем-то в темноту, набрало силу, сменилось кипучей яростью и мерзкой кислятиной во рту.

Несколько миль Джорджия молча наблюдала за ним, затем осторожно коснулась его предплечья. Ладонь ее оказалась липкой и такой холодной, что Джуд вздрогнул от неожиданности. Пожалуй, ему следовало поскорее перевести дух, взять себя в руки, причем не столько ради себя самого, сколько ради нее. Казалось бы, кому из них, как не Джорджии, поддаться ярости? После того, что показала ей в зеркале Анна, увидевшая саму себя мертвой, она имела на это куда больше прав, и Джуд, откровенно не понимавший ее спокойствия, уравновешенности, заботы о нем, никак не мог найти в себе силы сделать глубокий вдох и успокоиться хоть немного. Стоило водителю грузовика впереди самую малость замешкаться, не сразу тронуться на зеленый, Джуд раздраженно хрястнул ладонью по кнопке звукового сигнала.

— Глаза разуй, тормоз! — заорал он в открытое окно, проносясь мимо, обогнув грузовик прямо по двойной сплошной.

Джорджия убрала руку с его предплечья, опустила ее на колени и отвернулась к пассажирскому окну. Проехав еще квартал, они застряли у следующего перекрестка.

Вдруг Джорджия заговорила — вернее сказать, изумленно забормотала себе под нос, обращаясь не к Джуду, к самой себе, и, может быть, даже не замечая, что говорит вслух:

— Ну, надо же, а… самая мерзкая в мире торговля ржавыми тачками… цела до сих пор… что за жизнь, почему под рукой нет гранаты, когда она так нужна?

— Что? — переспросил Джуд, однако сразу же понял, о чем тут речь, и, резко свернув к обочине, ударил по тормозам.