Коробка в форме сердца

Ангус и Бон, снова усаженные в машину, спали на заднем сиденье, но теперь поднялись, встали бок о бок и уставились в окно, на уродливую лабрадоршу песчано-желтой масти. Задрав хвост, жестко выпрямив спину, лабрадорша без умолку гавкала на Джудов «Мустанг». Ангус и Бон, не сводившие с нее хищных, многообещающих взглядов, тоже время от времени взлаивали, и в тесноте кабины «Мустанга» их резкое, громогласное гавканье отдавалось болью в ушах. Мэрибет в пассажирском кресле заворочалась, страдальчески сморщилась, явно очень жалея о прерванном сне.

Джуд раздраженно велел собакам заткнуть пасти, однако ни Ангус, ни Бон его не послушались.

Солнце за лобовым стеклом казалось медной дырой, пробитой в своде небес, ярким прожектором, неумолимо светящим прямо в лицо. Взглянув вперед, Джуд жалобно замычал сквозь сжатые губы, но не успел он поднять руки и прикрыть ладонью глаза, солнечный диск заслонила голова человека, остановившегося перед машиной.

Сощурившись, Джуд разглядел за окном юношу с кожаным плотницким поясом на бедрах. Вот уж реднек так реднек, «красный загривок» в буквальном смысле этого слова: на солнце его кожа приобрела изысканный, густой карминный оттенок. Взглянув на Джуда, юноша сдвинул брови, а Джуд махнул ему рукой, кивнул и завел двигатель. Часы на панели ожившего радиоприемника показывали семь утра.

Плотник отступил в сторону, и Джуд, выкатив из гаража, обогнул его пикап, припаркованный рядом. Песчано-желтая лабрадорша, не прекращая лая, погналась за «Мустангом» по подъездной дорожке, но на границе двора остановилась. Бон гавкнула на нее напоследок, и стройка осталась позади. Миновав дом Прайсов, Джуд отметил, что мусорных баков к обочине так никто и не вытащил.

Рассудив, что время у них еще есть, он отъехал от малолюдного пригорода, где решила обосноваться Джессика Прайс, для начала выгулял на городской площади Ангуса, а потом Бон, а после завернул в «Хани Дью»[92] и, не выходя из машины, разжился чаем и пончиками. Тем временем Мэрибет перевязала правую руку свежими марлевыми бинтами из стремительно тающих запасов аптечки (левую, без видимых повреждений, оставила как есть). Затем Джуд отыскал ближайшую станцию «Мобил», залил полный бак, припарковался у края бетонной отмостки и остановился перекусить. Собакам достались крулеры[93] без начинки.

Подкрепившись, Джуд снова поехал к дому Джессики Прайс и остановил «Мустанг» на углу, через улицу, вполовине квартала, подальше от стройки. Еще раз случайно попасться на глаза плотнику, нависшему над «Мустангом», когда оба проснулись, ему совсем не хотелось.

Часы показывали чуть больше половины восьмого, и Джуд надеялся, что Джессики, выносящей мусор, долго ждать не придется. Чем дольше они проторчат на месте, тем верней привлекут к себе чье-нибудь внимание. В черном «Мустанге», одетые в черную кожу и черные джинсы, татуированные, перебинтованные, с виду оба казались именно теми, кем были на деле, — парой опасных подонков, присматривающихся к месту задуманного преступления. Казалось, табличка «СОСЕДСКИЙ ДОЗОР»[94] с фонарного столба таращится прямо на них.

К этому времени и кровь заструилась по венам бодрее, и в голове прояснилось. Готовность, одним словом, полная, одна беда — делать-то пока нечего, только ждать. Интересно, не узнал ли его этот плотник? А если узнал, что скажет товарищам, когда те приедут на стройку? «Сам до сих пор с трудом верю. Приезжаю с утра, а тут машина стоит, а в ней мужик дрыхнет — вылитый Иуда Койн! И телка с ним просто улетная. Так на настоящего был похож, что я уж думал спросить, не откажется ли он сбацать мою любимую».

Затем Джуду пришло в голову, что этот плотник — еще один из возможных свидетелей, еще один, кто сумеет уверенно опознать их после того, как они завершат задуманное. Да, нелегко, нелегко звездам рока вести преступную жизнь…

От безделья Джуд принялся вспоминать, кто из рок-звезд дольше всех просидел за решеткой. Может, Рик Джеймс? Сколько он там отмотал — три года, два? А Айк Тернер? Тоже как минимум пару лет. А Ледбелли[95], угодивший на каторгу за убийство, вообще отпахал в каменоломнях лет около десяти, а после был амнистирован, порадовав выступлением губернатора штата с семейством. Пожалуй, ему, Джуду, при удачном раскладе вполне могут дать больше, чем всем им, вместе взятым…

Впрочем, тюрьма Джуда практически не пугала. Фанатов за решеткой у него имелось достаточно.

Наконец дверь гаража в конце бетонной подъездной дорожки, ведущей к дому Джессики Макдермотт-Прайс, с грохотом отодвинулась в сторону, и нескладная, тощая девчонка — на вид лет одиннадцати или двенадцати, золотистые вьющиеся волосы едва прикрывают уши — потащила к обочине мусорный бак. Пораженный ее сходством с Анной, Джуд невольно вздрогнул. Резко очерченный остроконечный подбородок, взъерошенная челка, широко посаженные глаза… как будто сама Анна вышла навстречу погожему, ясному утру наступившего дня прямо из детства, из восьмидесятых!