Это было в моей родной Красной Поляне. И это была та другая моя жизнь, в которой я была репортером НТВ. Начало 2000 года. Только-только Ельцин представил нам преемника, и вскоре Путин прилетел в Сочи. Это было время самой настоящей «партизанской» журналистики. Есть усиление на трассе Адлер – Красная Поляна, значит, нам туда.
Мы ехали туда не зная куда. Было неизвестно, сколько придется ждать и удастся ли снять хоть что-нибудь. Устроились в сугробе. Холодно. Мороз пробирает. Но вот – вертолетный гул, суета. Мы все же оказались в нужном месте в нужное время.
Засняли президентский вертолет. Из него вышел Владимир Путин, сел в машину, и кортеж тут же направился к горнолыжным трассам. Мчим следом. Точнее, тарахтим. В нашей красной, видавшей виды «пятерке» с надписью «НТВ» на лобовом стекле. За ослепительно блестящим на зимнем солнце правительственным эскортом.
Вскоре мы на лыжных склонах «Альпики-Сервис» (никаких «Роза Хутора» и «Горки Города» тогда еще и в помине не было). Путин пересаживается в ратрак и ловко уезжает в туманную даль. Мы оглядываемся, видим промерзшие худенькие кресла канатки – и вот уже ползем туда, вверх, за ним.
Отметка 1144. Он здесь! Катается на лыжах! Рядом народ, простые лыжники. Отдыхают, фотографируются. С ним! Он не против. Снимаем, но осознать происходящее пока трудно! До этого дня никто не видел президентов (пусть пока и исполняющих обязанности) на горных лыжах. Никто и не знал тогда об этом его увлечении.
Идет третий час. Холод собачий (как же там было холодно)! Мы с оператором безнадежно синие, камера – в толстом слое инея. Но работает. И мы работаем. Заняли высоту 1144 и отдавать ее не собираемся.
С нами, конечно, пытались попрощаться раз десять. Или больше. Подходили разные вежливые люди. Деликатно, но настойчиво прощались. А я в ответ рассказывала (в разных вариантах), почему мы должны остаться и почему важно это показать стране.
Но вот к нам в очередной раз подошли и сказали примерно следующее: «Человек отдыхает. Вы же понимаете. У него давно не было такой возможности. Дайте ему провести этот день так, как он решил. С семьей».
Я все понимала, как человек, не лишенный эмпатии. Но как репортер – нет. И тогда я вытащила свой джокер-аргумент: «Меня зовут Тамара. Я родилась и выросла здесь, в Красной Поляне. Сюда, через эти горы, после окончания Кавказской войны, пришел из Трапезундской империи мой прапрадед Мурад Ксандинов. С него началась российская страница истории Красной Поляны и моего большого рода. Впервые в жизни я вижу главу своей страны… на лыжах. Дайте мне шанс показать это всем».
Дали. Вскоре нас пригласили в кафе. Мы зашли туда на насквозь промерзших, негнущихся ногах. Тепло. Очень тепло. Как же там было тепло! Несколько столиков заняты. Лыжники греются, пьют чай. Он – у окна. Жена – напротив. Рядом камин. Потрескивают дрова. Пахнет блинами, мятой, жизнью. Приглашают сесть за их столик, сажусь. Оператор Саша Полянский – на корточки, чтобы взять Путина в кадр крупным планом. Спиной жду команды «мотор», но висит пауза. Долгая, липкая, бесконечная. И тут слышу над ухом: «Объектив запотел. Ничего не вижу».
Оборачиваюсь. С окоченевшего Полянского градом льет пот… нервы. Нужно время, камера не может так быстро – с мороза в тепло – и сразу работать. Но никто не будет ждать, пока она согреется.
И тут Полянский достает решение. Уж не знаю откуда. Скидывает с плеча камеру и умело, будто сотни раз именно так и делал, засовывает объектив… в камин, прямо в огонь. Секунда. Две. Три. Он возвращает камеру на плечо. И я слышу заветное: «Мотор!»
Мы записали это интервью с Путиным. Наш сюжет тогда облетел весь мир.