— Один модный шеф-повар из Нью-Йорка. Я услышала о нем на канале «Еда». — Она села, поморщившись, когда бедро приветственно напомнило о себе. — Я даже не люблю ростбиф… но это выглядит божественно.
— Я подумал, что тебе не хватает железа.
Кусок мяса был приготовлен идеально, с корочкой, которая хрустела, когда он отрезал…
— Это чистое серебро? — спросила она, взглянув на вилку, нож… ложечку на аккуратно сложенной салфетке.
— Поешь. — Он поднес аккуратно отрезанный кусочек к ее губам. — Ради меня.
Ее рот открылся без других подсказок, будто не собирался терпеть отсрочки в духе я-могу-сама-поесть.
Закрыв глаза, Сола застонала. О да, не хотела она есть. Как же.
— Это самое вкусное из того, что я когда-либо пробовала.
Улыбка на его лице была абсолютно необъяснимой. Она была слишком яркой, и все потому, что Сола перекусила… и, должно быть, он понял это, потому что отвернулся, чтобы она не видела выражения его лица.
Следующие пятнадцать-двадцать минут в комнате, не считая свист вентиляции, слышался лишь стук серебра о фарфор. И да, вопреки всем ее о-нет-не-могу, она умяла огромный кусок мяса, картофельный гратен и сливочный шпинат. И булочку к обеду, которая была, без сомнений, домашней. И персиковый кобблер. И даже выпила охлажденной воды из бутылки и кофе из графина.
Наверное, она бы съела салфетку, поднос, столовое серебро и столик, будь такая возможность.
Рухнув на подушку, Сола положила руку на живот.
— Кажется, я сейчас лопну.
— Я должен вынести это в коридор. Прошу меня извинить.
Со своего места она внимательно следила за каждым его движением: как он, плавно двигаясь, встал, взял поднос своими длинными элегантными руками.
К слову о манерах за столом. Эссейл держал серебро с аристократической изящностью, будто привык к такой посуде у себя дома. И он не пролил ни капли, когда наливал ей кофе. Не уронил ни крошки на пути к ее рту.
Настоящий джентльмен.
Не укладывается с тем, что она увидела, когда он протянул ей сотовый, чтобы она поговорила с бабушкой. Тогда Эссейл слетел с катушек, кровь стекала с его подбородка, будто он отхватил от кого-то большой кусок. Его руки тоже были красными от крови…
Учитывая, что она убила всех в том ужасном месте, перед тем как вырваться? Он, очевидно, привез кого-то с собой.
О, Боже… она была убийцей.
Эссейл вернулся и сел рядом, скрестив ноги в коленях, а не лодыжках, как обычно делали мужчины. Сложив ладони так, будто собирался молится, он поднес их ко рту.
— Ты убил его, ведь так? — спросила она тихо.
— Кого?
— Бенлуи.
Его притягательный взгляд избегал ее.
— Мы не будем говорить об этом. Обо всем этом.
Сола старательно свернула верхнюю сторону покрывала.
— Я не могу… не могу притвориться, будто прошлой ночи вообще не было.
— Придется.
— Я убила двух мужчин. — Она встретила его взгляд и быстро заморгала. — Я убила… двух живых существ. О, Господи…
Прикрыв лицо руками, она попыталась сохранить самообладание.
— Марисоль… — Раздался скрип, будто он подкатил кресло Поттери Барн еще ближе. — Дорогая, ты должна выкинуть это из головы.
— Двух человек…
— Животных, — отрезал он. — Они были животными, заслуживающими худшей участи. Все они.
Опустив руки, она не удивилась смертоносному выражению на его лице, но не испугалась его. Воистину, она боялась того, что сделала.
— Я не могу… — Сола указала рукой на свою голову. — Не могу выкинуть эти образы из головы…
— Блокируй их, милая. Просто забудь произошедшее.
— Я не смогу. Никогда. Я должна сдаться полиции…
— Они убьют тебя. И ты думаешь, они бы повели себя достойно по отношению к тебе? Могу тебя заверить в обратном.
— Это моя вина. — Она закрыла глаза. — Мне следовало знать, что Бенлуи будет мстить. Я просто не думала, что дойдет до такого.
— Но, дорогая, ты в безопасности…
— Скольких?
— Что, прости?
— Скольких… ты убил? — Она шумно выдохнула. — И прошу, не пытайся притвориться, что никого не тронул. Помни, я видела твое лицо. Прежде чем ты умылся.
Он отвел взгляд и вытер рукой подбородок, будто тот все еще был в крови.
— Марисоль. Закопай воспоминания глубоко внутри… и оставь их там.
— Так ты справляешься с этим?
Эссейл покачал головой, стиснув челюсти, его рот сжался в полоску.
— Нет. Я помню каждое убийство, все до единого.
— Значит, ты ненавидишь то, что должен был сделать?
— Нет, я упиваюсь этим. — Он не сводил с нее уверенного взгляда.
Сола поморщилась. Выяснить, что он был убийцей-социопатом — та самая вишенка, которой не хватало на ее мороженом.
Он наклонился к ней.
— Марисоль, я никогда не убивал без причины. Я упиваюсь убийствами, потому что те люди заслуживали своей участи.
— Значит, ты защищал остальных?
— Нет, я бизнесмен. Если мне не переходят дорогу, я придерживаюсь кредо «живи сам и не мешай другим». Но я не позволю на себя давить… и не допущу, чтобы угрожали моим людям.
Она долго изучала его лицо… и он не отводил взгляда.
— Думаю, что верю тебе.
— Ты должна.