Король

— Но все равно, это — грех. — Она вспомнила свои молитвы и ощутила неведомую ранее вину. — Я осознаю, что совершала преступления раньше… но я не причиняла никому вреда кроме финансового. Это и так плохо, но, по крайней мере, я никому не сжигала ли…

— Марисоль. Посмотри на меня. — Он взял ее за руку.

Она не сразу смогла поднять глаза.

— Я не знаю, как теперь жить с собой. На самом деле не знаю.

Почувствовав, как сердце гулко бьется в груди, он осознал, как ошибался. Он думал, что обеспечив Марисоль физическую безопасность и разобравшись с Бенлуи, он закроет эту ужасную главу ее жизни. Решил, что когда она окажется под его защитой, и он убедится, что вернул ее бабушке в целости, то удастся перевернуть этот лист.

Ошибался. Причем сильно… и видя ее душевную боль, он не знал, как помочь ей.

— Марисоль… — Он никогда не говорил таким тоном. С другой стороны, он не привык умолять. — Марисоль, прошу.

Когда она подняла веки, он обнаружил, что делает глубокий вдох. Они оба были вымотаны, и ее неподвижность напомнила ему о возможном ужасном исходе.

Но что сказать ей?

— Воистину, не стану притворяться, что понимаю эту концепцию греха, которой ты придерживаешься, с другой стороны, наши религии различаются… и я уважаю это. — Боже, было ненавистно видеть синяк на ее лице. — Но, Марисоль, ты сделала все ради выживания. Своего выживания. То, что ты сделала тогда — причина, по которой сейчас ты дышишь. Жить — значит делать необходимое, и ты все сделала.

Она отвернулась, словно боль была слишком сильна. А потом прошептала:

— Я просто жалею, что не смогла… черт, наверное, ты прав. Наверное, мне нужно вернуться назад не на две ночи, чтобы стереть воспоминания. Произошедшее — кульминация многих моих поступков.

— Знаешь, если ты решишься, то сможешь изменить курс. Ты можешь перестать работать с типами вроде Бенлуи.

Еле заметная улыбка тронула ее губы, когда она посмотрела на дверь.

— Да. Я согласна с тобой.

Он сделал глубокий вдох.

— Ты можешь пойти иной дорогой.

Она просто кивнула, но он понял, что она решила уйти на пенсию, образно выражаясь.

И по не ясной причине ему хотелось плакать… но в этом он бы не признался никому, даже себе.

Он притих, просто смотря на нее, запоминая все, начиная с ее волнистых темных волос, которые она тщательно вымыла в душевой здесь, до бледных щек и губ идеальной формы.

Вспоминая обо всем, через что прошла Марисоль, он услышал ее слова, когда она сказала, что ее не изнасиловали… только потому, что она убила того ублюдка раньше.

Того, в камере. Чью руку использовала, чтобы выбраться из здания.

Все его тело жаждало ее, воистину…

— Я буквально чувствую твой взгляд, — сказала она тихо.

Эссейл откинулся назад и потер руки о бедра.

— Прости меня. — Он посмотрел в противоположный конец комнаты и с ненавистью подумал о том, чтобы воспользоваться дверью, но вероятно ему стоит дать ей отдохнуть. — Тебя мучает физическая боль?

Марисоль повернула голову в его сторону, ее глаза красно-коричневого цвета нашли его взгляд.

— Так, где мы?

— Почему бы тебе не ответить на мой вопрос?

— Ничего нестерпимого.

— Мне позвать медсестру?

Он уже встал на ноги, когда она достала руку из-под покрывала и остановила его.

— Нет. Пожалуйста. Мне не нравится, как этот персонал заставляет меня себя чувствовать. Прямо сейчас мне нужно на сто процентов быть в этой реальности. Иначе я боюсь, что вернусь… туда.

Эссейл снова сел, хотя хотел вернуться на север и убить Бенлуи. Он унял побуждение, напомнив себе о страданиях мужчины… если, конечно, его сердце еще бьется.

— Так, где мы?

Ну и как ответить на это?

Она и так хотела избежать искажения реальности, но уйти от того факта, что он не человек, а на самом деле член расы, которую она ассоциировала с Дракулой, не удастся. Спасибо, Стокер, удружил.

— Мы среди друзей. — Наверное, он преувеличил. Но Рив предоставил ему то, что он просил, в момент, когда он в этом нуждался… если не потому, что Король, без сомнений, был в долгу перед ним, то хотя бы в ответ на самосуд Эссейла над одной персоной.

— У тебя весьма интересные друзья. Они работают на правительство?

Он рассмеялся.

— О, Боже, нет.

— Это радует. Я гадала, арестуешь ли ты меня или попытаешься превратить в информатора.

— Могу убедить тебя, особенности человеческого права меня не касаются.

— Человеческого..?

Он выругался под нос, отмахиваясь от слова:

— Ты поняла, что я имел в виду?

Когда она улыбнулась, ее веки затрепетали:

— Прости, кажется, я выключаюсь. Это все еда.

— Позволь себе отдохнуть. Когда ты проснешься, я отвезу тебя домой.

Она резко выпрямилась.

— Моя бабушка до сих пор в том доме…

— Нет, она в моем особняке. Я бы никогда не оставил ее там, беззащитную и открытую…

Марисоль без предупреждения обхватила его руками, обернув их вокруг плеч и прижимая к себе так сильно, что он ощутил каждый тремор в ее теле.

— Спасибо, — она выдохнула в его шею. — Она все, что у меня есть.

Эссейл очень аккуратно обнял Марисоль в ответ, осторожно положив руки на ее спину.

Он вдыхал ее аромат, и его сердце ныло при мысли, что кто-то прикасался к ней с чувствами иными, нежели благоговение.