Король без королевства. Людовик XVIII и французские роялисты в 1794 - 1799 гг.

Кроме того, поскольку сам король с тех пор постоянно подчеркивал, что не является сторонником реставрации Старого порядка, а стремится лишь основываться на фундаментальных законах монархии, разумно сделать всё, чтобы убедить в этом его мятежных подданных. Следует сразу оговорить, что в отношении к Старому порядку в окружении Людовика XVIII царило практически полное единодушие: возвращение в те времена казалось не только невозможным, но и нежелательным. В наиболее радикальной форме это было сформулировано министром короля, графом де Сен-При. «Целых десять лет тревог и потрясений не привели ещё к возрождению этой несчастной страны и, тем не менее, говорят о том, чтобы вернуть все, как было до начала её упадка!» - в удивлении восклицал он. И развивал свою мысль: «Как бы то ни было, старая машина уничтожена. Эта услуга была оказана Франции первым Национальным собранием; не следует лишать его этой заслуги, которой отнюдь не достаточно, чтобы искупить всю его вину»{2287}.

Позиция самого короля была, несомненно, значительно более осторожна. Он выражал её весьма лаконично, но не менее ясно:

Я полагаю - насколько об этом можно судить издалека, - что есть вещи, до такой степени разрушенные, что их невозможно восстановить; и что

среди новых институтов есть пригодные для сохранения. Но я не знаю, какие из них какие, и не могу высказаться по этому поводу{2288}.

Квинтэссенцией новой позиции Людовика XVIII стала инструкция, данная им 24 июля 1799 г. брату, графу д’Артуа{2289}, поскольку не исключалось, что именно тот первым вступит на территорию Франции. Написана она была весьма откровенно:

Стремясь к восстановлению старого строя и к устранению злоупотреблений, необходимо не упускать из виду две вещи: 1^o то, что реально восстановить; 2° то, что, возможно, лучше было бы сохранить. Однако ни вы, ни я, ни, возможно, кто бы то ни было еще, не может рассматривать эти две вещи по отдельности. Соответственно, необходимо от чего-то отталкиваться: ибо невозможно разрушить и ничего не создать на этом месте, как невозможно создать неведомо что.

Очертив Месье основные контуры будущего государственного устройства Франции, король добавлял:

Все это вплоть до последней запятой, мой дорогой брат, можно говорить лишь с большой осмотрительностью и лишь тогда, когда этого безусловно потребуют обстоятельства [...] Этих временных [инструкций] будет достаточно, чтобы машина работала вплоть до моего прибытия, которое последует вскоре за вашим. Добавлю лишь, как Св. Павел, cetera autem cum venero disponam{2290}.

Из инструкции не делали тайны, и заинтересованным лицам она вскоре стала известна; более того, некоторые из них получили её текст непосредственно от короля. И сделано это было не случайно: поскольку в адресованном графу д’Артуа сопроводительном письме говорилось, что это всё «необязательно и предположительно», Людовик XVIII, по сути, использовал инструкцию как пробный шар, позволяющий выяснить мнение влиятельных сторонников монархии об организации временного порядка управления и о принципах, которые должны быть положены в основу новой власти.

Вторая половина 1799 г. выдалась особенно урожайной на проекты, в которых короля призывали к осторожности и осмотрительности и вместе с тем подталкивали к тому, чтобы выступить публично. Особенную активность проявляли монаршьены: Людовик XVIII учёл опыт событий 1797 г., когда, несмотря на назначение д’Андре одним из главных агентов, конституционные монархисты, хотя и сотрудничали с королём, по-прежнему не спешили в основной своей массе вставать под его знамёна. Как и ранее, первым очередной шаг навстречу сделал сам Людовик-Станислас. В 1798 г. он отправил любезное письмо архиепископу Экса{2291}, после которого Малуэ обратился к монарху со следующими словами:

Знаки благорасположения, которыми почтило меня Ваше Величество в письме к г-ну архиепископу Экса, вызвали у меня глубокие чувства. Я ещё не имел счастья обрести важную для меня возможность доказать Королю мою всецелую преданность, однако я надеюсь, что он предоставит мне её после того, как сможет проявиться безупречность моего усердия.

Я могу предложить Его Величеству не только свои незначительные способности, но и честные взгляды и храбрость им следовать.

Я не являюсь приверженцем ни одного образа мыслей из тех, что разделяют слуг Вашего Величества; я отвергаю лишь те из них, которые могут помешать интересам Короля и отсрочить восстановление порядка и мира во Франции [...] Там, где сила ничего не может сделать, соглашение становится необходимым, а гарантии - обязательными{2292}.

Это письмо Малуэ во многом было инспирировано как архиепископом Экса, так и архиепископом Бордо{2293}, оба придерживались либеральных взглядов{2294}. И всё же недоверие между роялистами и конституционными монархистами не исчезало. Как писал про де Монлозье и Малле дю Пана кардинал Мори (Maury){2295}: