Король без королевства. Людовик XVIII и французские роялисты в 1794 - 1799 гг.

Они очень хотели бы новую конституцию, если им самим поручат её написать. Ровно такую же огромную ошибку сделали хорошие, но неопытные люди в самом начале наших катастроф [...] Они никак не могут загладить свою вину, кроме как признав, что были дурнями, и разве что для того, чтобы подтолкнуть их к этому, вождь этой партии дураков, г-н Неккер продолжает и продолжает без конца высказывать свои непоследовательные и глупые нелепости{2296}.

Соответственно, Людовику XVIII требовалось большее: он нуждался в символическом жесте, после которого не осталось бы сомнений, что они с конституционными монархистами сражаются бок о бок. Таким жестом стало огромное программное письмо Малуэ, напечатанное в Mercure britannique{2297}. Как сообщал Малле дю Пан графу Сент-Альдегонду, письмо это было одобрено королём, и маршал де Кастри настаивал на его публикации{2298}.

Одной из целей Малуэ было доказать, что тот образ короля, который создают республиканцы, - человека, привязанного к Старому порядку и мечтающего отомстить за всё, стоит ему только прийти к власти, - не имеет ничего общего с действительностью. Он основывал свои доказательства на нескольких тезисах. Во-первых, возвращение короля принесёт с собой законность: «право наследования и право собственности имеют один и тот же фундамент; их нарушение повлечёт за собой одинаковые последствия», «права Народа и права Государя имеют единый источник». Во-вторых, очень сомнительно, чтобы король хотел вернуться в 1788 год, поскольку это невозможно: «где бы он нашёл тех же людей, ту же расстановку сил, тот же ход мыслей, те же таланты и те же средства? За десять лет и внутри, и снаружи изменилось всё». «Мне кажется, - добавлял Малуэ, - что проще было бы принять систему правления как в Китае». И, наконец, он обсуждал ситуацию, при которой на трон взойдёт не Людовик XVIII, а другой принц, и доказывал, что это приведёт лишь к гражданской войне.

Хотя автор и хвалил Людовика XVIII, «его мудрый и мягкий характер, опыт, никем не оспариваемую просвещённость», он всё же не упустил шанса дать ему несколько советов. Например, внимательно проанализировать ситуацию и понять, что возможно, а что невозможно. Или задаться вопросом, «какая иная власть, кроме сильного и просвещённого объединения воль, сможет помочь государю устанавливать налоги, решать судьбу получателей государственных рент и приобретателей национальных имуществ, республиканской армии, старого и нового духовенства»?

Это письмо Малуэ открывало новый этап взаимоотношений между Людовиком XVIII и конституционными монархистами{2299}. В следующем номере Mercure britannique Малле дю Пан поместил не менее пространный ответ на него{2300}:

Мы изгнали из Mercure Britannique все эти бесконечные и праздные споры о природе того режима, который будет установлен или не будет установлен во Франции, если она вновь станет монархией. Эти банальные препирательства не интересуют более иностранцев, а Франция о них и вовсе не узнает, в противном случае они были бы восприняты чрезвычайно неблагоприятно для нашего общего дела. Они служат лишь для приятного времяпрепровождения и разжигания страстей [...] В каждом французском обществе есть свой план создания законодательства, каждый кружок кишит публицистами, даже женские гардеробные и те превратились в места проведения семинаров по политическому праву. Іп Sylvam ne ligna feras{2301}.

Малле полагал, что предавать гласности подобные размышления, как это сделал Малуэ, совершенно бессмысленно. Либо республику свергнет армия, и тогда именно она «станет властелином тех институтов, которые её сменят; либо же силы оружия окажется недостаточно, и на помощь будут призваны французы, решительно настроенные или склоняющиеся в пользу королевской власти. В этом случае нужно будет скорее убеждать, нежели сражаться, согласовывать интересы», чтобы создать единый фронт против «упрямых республиканцев». В любом случае с такими размышлениями имеет смысл обращаться или к воюющим великим державам, или к Людови

ку XVIII, а не к широкой публике, «которая и недостаточно зрела, и недостаточно спокойна и просвещена».

Кроме того, добавлял Малле дю Пан, «мы по-прежнему придерживаемся мнения, что провозглашение такого рода истин, которые можно истолковать множеством гнусных способов, должно быть уделом лишь Короля Франции или его министров»; в устах любого другого они вызовут слишком много споров и возражений, тем более с учётом того, что «в каждой партии, даже в самой уважаемой, есть свои конвульсионеры». Принимая во внимание, что Малле дю Пан сам опубликовал статью Малуэ в своём издании, пусть даже подчиняясь давлению двора (о чём широкой публике известно не было), эта отповедь производит несколько странное впечатление.

Хотя в тексте Малле и сквозит скепсис в адрес Людовика XVIII, высказывается он весьма определённо: